Глава 102. Тюрьмы и подвалы

Я ранил сам себя, чтоб вспомнить, что я жив.Правдива боль моя, все остальное — быль.Кем я стал, мой друг? Ведь все, кого я знал,Свой замыкая круг, уходят навсегда.Время под собой вихрь чувств сотрет.Ты уже другой, я же помню все.Johnny Cash — Hurt
31 июля 1993 года
Далеко ото всех, на острове в Северном море, в тюремной камере сидел человек. Один из многих заключенных, что затерялись в грязной одежде и с пустыми глазами. В одной из многих тюремных камер, что затерялась в пятнах грязи на полу и пустом ведре для воды. Ведро оставалось пустым, поскольку оно было единственным в камере и использовалось либо для питья, либо для купания, но никак не для того и другого. Так или иначе обезвоживание сыграло главенствующую роль над грязью, ведь всем было известно, что некоторые заключенные выбирали смерть, если, конечно, это сходило им с рук, но обычно проходящий мимо аврор бросал в них оглушающее, связывал и отводил к целителю. В среднем через пару дней они восстанавливались настолько, чтобы вновь жить в собственной грязи и желать смерти.
Сириус Блэк никогда не желал смерти.
В первый год он желал только мести. Последующие пять лет он хотел, чтобы его оставили в покое, что сработало в его пользу, поскольку рядом, даже в Азкабане, не было никого, кто хотел бы общаться с ним. Авроры, целители и приезжие чиновники считали его тайным Пожирателем смерти, предположительно входящим в ближний круг Сами-знаете-кого, принимали его за человека, который предал Поттеров. Реальные ПСы, соседствующие с ним в Азкабане, знали правду, знали о его невиновности, но никто и слова не произнес в его защиту. Даже если бы и сказали… Кто бы им поверил? Для них он был предателем крови, последним из чистокровного рода, павшего на дно. Сириус считал, что его семья потопила себя еще задолго до его рождения.
Последние несколько лет Сириус мечтал о своей семье — своей настоящей семье; семье, которую он выбрал для себя.
Поначалу он старался не думать о них слишком часто. Дементоры, почувствовав его кратковременное счастье, сразу стекались к камере, чтобы высосать все до последнего. Испугавшись того, что они украдут его воспоминания — последние остатки человечности, он сосредоточился на своей невиновности. Сосредоточился на Питере. Сосредоточился на своей ненависти.
Но ненависть способна сломить человека.
А Сириус Блэк не собирался ломаться.
Он выжидал, когда дементоры скрывались из виду, и получал кратковременное облегчение. Он выжидал смену постов авроров, которые вели патронус по коридорам, защищая себя, или прибытие посетителей: как официальных лиц, так и иных. Иногда бывали дни, подобно сегодняшнему, когда с проверкой прибывали высшие чины Министерства.
Окруженный серебристыми патронусами, отгоняющими дементоров, Сириус вздохнул с облегчением от отсутствия ужасных существ и прислонил голову к цементной стене своей камеры, желая, чтобы она стала огромной подушкой и чтобы вместо холодного, сырого пола он был скрыт в тепле кровати с балдахином. Вместо заплесневелой тюремной робы он представлял маггловские джинсы и свою кожаную куртку. Вместо опустошающего одиночества он пожелал, чтобы ведьма сидела у него на коленях — его ведьма, — запустила пальцы в его волосы и поцеловала местечко чуть выше ключицы, прежде чем спустилась вниз по всему телу.
— Не помер еще, Блэк? — раздался голос из-за двери его камеры, вырывая из грез.
Сириус Блэк на самом деле не был убийцей, но он мог бы прикончить за такое оскорбление. Он поднял глаза и увидел самодовольное круглое лицо Корнелиуса Фаджа. Или министра Фаджа, как называли его авроры. Тот стоял в устаревшей мантии в тонкую полоску, на голове сидела уродливейшая зеленая шляпа-котелок, скрывающая лысеющую голову, а под мышкой был свернутый «Ежедневный пророк».
— Провожу проверку, — поведал ему Фадж так, будто они были знакомыми, встретившимися за ланчем, а не осужденным — насколько можно считать его осужденным, если как такового судебного разбирательства не было — убийцей и одним из тех, кто поместил его в эту самую камеру и буквально заклеймил как опасного для общества.
Сириус молча почесал выпуклый шрам на груди, который выдавал в нем узника Азкабана. Всего лишь один из немногих шрамов, полученных им после того, как его выбросили на пустынный остров в Северном море. Другой меткой была татуировка на его запястье, то, что он не выбирал для себя, — тюремный номер. Все, что он представлял из себя сейчас — число. Одно число в океане кричащих сумасшедших.
— И как проверочка, министр? — спросил Сириус. Он не собирался говорить с этим человеком, но настоящий разговор был такой роскошью на протяжении многих лет, и Сириус сразу понял, что за то, что он умничал, он не получал ничего, кроме побоев.
— Неплохо. Жалобы есть? — фыркнув, спросил Фадж.
В его пожизненном заключении был всего один момент, когда ему хотелось броситься на решетку и стереть выражение лица этого человека. Как бы то ни было, у него не осталось сил. Его тело столько раз морили голодом, практически доводя до смерти, а потом ему требовалось приложить столько усилий, чтобы поднести ложку ко рту и поесть. Не то чтобы у него была такая роскошная вещь, как ложка, но ему нравилось вспоминать о том времени, когда столовое серебро не имело для него особой ценности. В некотором роде забавно слышать, как новые заключенные смотрят на свою первую трапезу в Азкабане, вслух спрашивая, как им есть кашу с тарелки без помощи ложки или палочки, которая могла бы трансформировать ее. К счастью, внутри Сириуса жил пес-анимаг, и его мало волновало мнение других заключенных или охранников, которые видели, как человек ест с пола, подобно собаке.
Сириус прочистил пересохшее горло:
— Ну, обслуживание в номерах ужасное, и шампанское, которое мне принесли, было 1962 года выпуска, хотя я определенно просил 1974 года.
Корнелиус Фадж рассмеялся шутке, и на долю секунды Сириус Блэк почти почувствовал себя человеком.
— Не знал, что после всего, что ты сделал с его семьей, ты будешь праздновать его день рождения, — выплюнул Фадж, смех угас, на передний план вышло презрение.
— Чей день рождения? — спросил Сириус.
— Гарри Поттера, — сказал Фадж и бросил выпуск «Ежедневного пророка». Вверху стояла дата: тридцать первое июля.
«Тринадцать», — подумал Сириус. Его крестнику, его мальчику исполнилось тринадцать. Он перешел на третий курс Хогвартса — важный год, когда предстоит выбрать факультативные занятия. Сириус задумался, будет ли он таким же как Лили, Римус и Миа, выбрав предметы по типу Рун и Нумерологии, или он попробует что-то более авантюрное, к примеру, Уход за магическими существами. На протяжении стольких лет Сириус интересовался многими вещами о Гарри Поттере.
О его крестнике ничего не было слышно в течение десяти лет после гибели Лили и Джеймса и последующего заключения Сириуса в тюрьму, но два года назад, когда Гарри отправился в Хогвартс, молва о нем прошла через все Северное море. Авроры, целители и охранники были ужасными сплетниками.
— Гарри Поттер! Представляешь?! — воскликнул один из охранников. — Мой сынишка на курс старше его. Из того, что я слышал, он выглядит точь-в-точь как его отец.
«Кроме глаз, — подумал Сириус. — У Гарри глаза Лили».
— Ну, разумеется, Гарри Поттера распределили на Гриффиндор, — однажды мимоходом упомянула целительница своей подруге. — У него же оба родителя были на том же факультете? На мой взгляд, он был бы находкой для Когтеврана.
Гриффиндор. Сириус улыбнулся этой новости, как улыбнулся бы гордый отец. Как сделал бы Джеймс.
— Я видел своими глазами, когда навещал дочь. Она охотник в команде Слизерина. Он не лучший летун, метла металась из стороны в сторону, но все же Гарри Поттер поймал снитч своим ртом! — аврор рассмеялся со своим напарником, стоя в углу коридора неподалеку от камеры Сириуса. — Его называют самым молодым ловцом столетия.
Сириус не решался задавать вопросы или показывать свою заинтересованность, подслушивая их разговоры, он слишком боялся, что они перестанут говорить рядом с ним, а ему хотелось знать все и вся о Гарри — единственном хорошем, что, как он чувствовал, у него осталось в этом мире. В мире, который отнял у него все остальное. Новости о Гарри Поттере поддерживали его жизнь.
— Жизнь с магглами, — сказал назначенный Министерством разрушитель проклятий, когда проходил мимо, попутно оценивая защитные чары. — Можешь себе представить? Все эти годы Гарри Поттер жил с магглами.
— Что? — вслух пробормотал Сириус, хотя, казалось, никто его не расслышал.
— Ну, его мама же была грязнокровкой?
— Да, думаю, они ее родственники.
Сириус в ярости бросился к решетке.
— Что?!
Этот инцидент произошел больше года назад, тогда Сириуса пришлось оглушить, чтобы целитель смог влить ему в горло специальное успокаивающее снадобье, сваренное в тюрьме. Через два дня он очнулся весь в синяках и побоях, но все еще чувствовал бурлящую злость от новости о том, что Гарри — по какой-то блядской причине — воспитывали Петуния и Вернон Дурсль.
Что за чертовщина творится в голове Дамблдора?
Он знал о судьбе Лонгботтомов. В отличие от других заключенных, которые продолжали отрицать совершенные ими преступления, Беллатриса и братья Лестрейндж вышли на помост довольными собой, они кричали о своем триумфе. И все же, если Алиса и Фрэнк были недееспособными, оставался Римус. Почему Римус не занялся воспитанием мальчика как того хотели бы Джеймс и Лили? Эта мысль заставила Сириуса понервничать о судьбе своего друга — друга, которого он считал предателем, — но Блэк не мог запросить информацию о ком-либо, особенно об оборотне.
Проведя большим пальцем по дате в газете Фаджа, словно это было лицо Гарри, он вспомнил как тринадцать лет назад очнулся от алкогольной комы именно в тот момент, когда Джеймс надавал ему люлей, а у Лили отошли воды. Погруженный в свои мысли и воспоминания, Сириус даже не заметил, когда Фадж ушел вместе с аврорами. Вцепившись в газету в руках, он почувствовал безмерную благодарность за то, что у него было, что почитать. Несмотря на свой юношеский образ лентяя, Сириус копил знания, как оружие, которое однажды может выстрелить. Если он позволит своему мозгу иссохнуть в этом Азкабане так же, как и собственному телу, то это будет печально, как прикосновение к его сальным, спутанным волосам. Он помнил время, когда его черные волосы были чистыми и мягкими, чтобы ведьма — его ведьма — могла запустить свои пальцы.
Он просмотрел последние сводки по квиддичу и отчеты о предстоящем чемпионате мира, который состоится в следующем году. Мерлин, как же он скучал по полетам. Сириус взглянул на разворот, в центре которого красовалась семейная фотография.
СОТРУДНИК МИНИСТЕРСТВА МАГИИ ВЫИГРАЛ ГЛАВНЫЙ ПРИЗ
Артур Уизли, глава Отдела по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов, выиграл Главный приз, который ежегодно разыгрывает газета «Ежедневный пророк».
— Летом мы съездим к моему старшему сыну в Египет. Билл работает ликвидатором в местном отделении банка «Гринготтс».
Семья Уизли в течение месяца будет отдыхать в Египте и вернется к началу учебного года. Пятеро детей Уизли учатся в школе «Хогвартс».
— Им на пользу, — негромко прокомментировал Сириус, вспомнив молодого Артура Уизли, одного из друзей Мии из Министерства. Он помнил, что у этого мужчины было много детей, и был какой-то прикол, когда они с Мией сделали ставку на пол самого последнего. Сириус гадал, кто бы выиграл.
Взгляд скользнул по фотографии счастливой семьи: гордые родители и взволнованные дети. Он думал, сколько бы к этому времени у них с Мией было бы детей. Он думал, нашел бы Римус свою пару и остепенился, чтобы произвести на свет парочку щеночков. Он думал, было бы у Джеймса и Лили больше детей, не считая Гарри. Сириус решил, что Гарри не помешала бы сестра. Джеймс и Миа были идеальной парой в детстве, и он был уверен, что Лили настояла бы на появлении кого-то вроде Мии, чтобы умерить эго, которое Гарри, несомненно, унаследовал от отца.
Ухмыльнувшись при этой мысли, он снова обратил взгляд на фотографию, присмотревшись к двум младшим детям на снимке. Брат обнимал сестру, они оба лучезарно улыбались, а на плече мальчика сидела крыса.
Улыбка Сириуса померкла, когда он заметил кое-что странное в пальцах крысы — одного не хватало.
***
3 августа 1993 года
Проснувшись в темном подвале, Римус застонал от боли. Он ненавидел это место даже больше, чем Визжащую хижину. Он тосковал по саду Поттеров, где мог бы по-настоящему побегать и порезвиться, но, как бы то ни было, его единственным доступным вариантом оставался чертов подвал, который был хорошо защищен от его волчьего образа. Того образа, что проявлялся каждый месяц, контролировал его тело и оставлял сломленным, израненным и истощенным на следующее утро.
Прикрыв за собой дверь, ведущую в подвал, Римус запер ее слабым взмахом палочки в тщетной попытке заставить ту исчезнуть еще на месяц. Он размял затекшие мышцы и остановился перед зеркалом, висевшим на стене в коридоре, и принялся проверять, не нанес ли себе каких-нибудь необратимых повреждений.
— Шрамов нет, — задумчиво прошептал Римус себе под нос. — Всего лишь синяки. Премного благодарен, мистер Лунатик, — он поморщился, когда боль стрельнула в поясницу. Вздохнув, Римус уставился на свое отражение. Ему всего тридцать три, а на вид все сорок. Его кожа была бледной и желтоватой, песочного цвета волосы начали седеть, а темные круги под глазами придавали затравленный вид, что он так часто испытывал, особенно после полнолуния.
Он прошел на кухню, поставил чайник и повернулся к трем оставшимся банкам супа, которые он купил месяц назад благодаря временной работе, которую смог найти, ему пришлось быть уборщиком в маггловской бакалейной лавке. В маггловской, поскольку не было законов, запрещающих ему там работать. Временно, потому что он все еще оставался оборотнем, которому приходилось брать больничный по несколько раз в месяц. После первых двух месяцев ему сказали, что пришло время отказаться от подобной привычки, иначе они найдут кого-то, кто справится с работой должным образом.
По крайней мере, последний расчет позволил ему заполнить шкафы едой. Теперь запасы были на исходе, и Римус отчаянно хотел, чтобы сад, который он не так давно засадил, начал приносить плоды. Он мысленно отвесил себе оплеуху за то, что бросил Травологию на шестом курсе.
Зевая, он вошел в небольшую гостиную, ему не терпелось присесть на диван и провести утро за чтением хорошей книги. К сожалению, диван был занят.
— Мать гребаного Мерлина! — в удивлении воскликнул Римус, отпрыгивая назад при виде еще одного волшебника в его доме. Горячий чай выплеснулся через края чашки, обжигая его руку. Он поморщился, полностью выронив кружку. — П-профессор Дамблдор?
— Доброе утро, Римус, — голубые ай_free-dom глаза Дамблдора блеснули. — Я приношу извинения за то, что напугал вас.
— Как?.. — начал Римус, сердце бешено колотилось, дыхание сбилось. — Как вы без моего ведома прошли через защитные чары?
Дамблдор лишь недоверчиво приподнял бровь.
— Чем я могу вам помочь, сэр? — спросил Римус и потянулся за палочкой, чтобы убрать оставшийся беспорядок после пролитого чая и разбитого стекла на полу. Он не обратил внимание на ожоги на своих руках. Подумаешь, еще одна болячка. — Я не часто принимаю гостей, но могу предложить вам чаю.
— Нет, благодарю, — ответил Дамблдор с улыбкой, которая вскоре сменилась выражением сожаления, так хорошо знакомому Римусу. — Примите мои соболезнования о вашем отце.
Римус нахмурился.
— Спасибо.
— Вы помирились перед его смертью?
Он кивнул.
— Вроде того.
Потеряв свою квартиру в Косом переулке, Римусу больше некуда было податься, и он обратился к отцу с просьбой принять его. Лайалл Люпин согласился, но с одним условием: Римусу запрещалось связываться с кем-либо, поскольку именно его отношения с Мией Поттер, по-видимому, вызывали беспокойство Лайалла. Римус прекрасно осознавал, что у его отца были проблемы задолго до того, как он познакомился с Мией, но этот спор не стоил свеч, ведь он не мог обратить внимание на другую ведьму, особенно тогда, когда его единственная, для которой он был предназначен, еще даже не пошла в Хогвартс, — поэтому ему пришлось мириться с нелепыми правилами.
На протяжении многих лет он заботился о своем больном отце, который продолжал употреблять слишком много алкоголя, но хотя бы не столько, сколько пил Сириус. К примеру, Лайалл никогда не впадал в кому. И все же он напился до смерти. Цирроз печени редко убивал волшебников и ведьм, ведь Сириус Блэк был живым доказательством этого. Волшебник мог выдержать гораздо больший ущерб своим органам, чем маггл, но все же это не было чем-то невозможным. Лайалл Люпин скончался от долгой болезни, оставив Римусу коттедж и ни единого сикля.
— Слышал, вы ищете работу, — задумчиво прокомментировал Дамблдор. — Один мой друг сказал мне, что вы несколько раз в месяц приходите в Министерство и оставляете заявление.
Глаза Римуса слегка расширились. Он и вправду отправлял заявки в Отдел борьбы с незаконным использованием изобретений магглов и в различные другие отделы, расположенные на втором уровне Министерства. Он повторно подавал заявления по крайней мере раз в месяц, каждый раз зная, что ни за что не получит эту работу. Однако эти заявления позволяли ему заглянуть в офис авроров, куда недавно устроилась выпускница Хогвартса с фиолетовыми волосами, она ходила по пятам за Аластором Грюмом, засыпала его вопросами, требовала заданий и, по меньшей мере, дважды в день спотыкалась о мусорное ведро в углу кабинета.
Его единственным членом стаи, не считая Гарри, с которым ему запрещено контактировать, остался только убийца, заключенный в Азкабане, поэтому Римус тайком наблюдал за своей парой на протяжении многих лет. В первый раз он сделал так, что его поездка в Шотландию совпала с выходными в Хогсмиде, где он издалека смотрел на нее, желая убедиться, что она в безопасности и счастлива, Римус знал, что не сможет предложить ей иное. Позже, когда она окончила школу и стала частью аврората, он был наполнен страхом и непреодолимой потребностью защитить ее. Только воспоминание утешительных слов Мии удерживало его от поиска Нимфадоры Тонкс. Миа знала о них в своем будущем, что значило, что Нимфадора, которой нравилось, когда ее называли Тонкс, была в безопасности… пока что. Конечно, все еще зависело от того, разрушил ли Римус то потенциальное будущее, из которого пришла Миа.
— По правде говоря, я ищу любую работу, — небрежно ответил Римус.
— Прекрасная коллекция, — прокомментировал Дамблдор, просматривая книжные полки Римуса, которые были заполнены всеми возможными предметами, большинство из которых касались мер защиты от темных искусств, древних рун и нескольких избранных книг по магии времени.
У Римуса имелось все, начиная от «Самых жутких чудовищ», «Русалок: подробное руководство по их языку и обычаям» до «Путеводителя по практическим проклятиям» и, что удивительно, «Волчье беззаконие: почему ликантропы не заслуживают права жить».
Пальцы Дамблдора скользнули по этой конкретной книге.
— Вы читали «Скитания с оборотнями»?
Римус фыркнул и скрестил руки на груди:
— Конечно, нет. Златопуст Локонс — беспросветный идиот.
— Не так давно он занимал пост профессора Защиты от темных искусств, — с улыбкой произнес Дамблдор.
Римус в шоке разинул рот.
— При всем моем уважении, но неужели у вас не хватило кадров на эту должность? Когда я учился, не все были настолько ужасными, да даже тот Пожиратель смерти, выступающий против оборотней и попытавшийся убить нас на пятом курсе, не был столь бесполезен.
— Не каждому захочется на такую сложную должность, — признал Дамблдор, выглядя удивленным вспышкой раздражения Римуса. — И я бы хотел решить эту проблему прямо сейчас. Не хотите ли поработать в Хогвартсе?
Казалось, из комнаты высосали весь воздух. Работа? Настоящая работа с зарплатой. Не просто с зарплатой, но и жильем, которое не нуждалось бы в ремонте. Не просто жилье, а Хогвартс, место, которое было для него вторым домом в течение важнейших лет его жизни. Дом, где он встретил своих лучших друзей, сформировал стаю, проводил ночи за чтением, а по утрам обедал за гриффиндорским столом, где… Еда! Работа, которая обеспечивала трехразовое питание!
Римуса трясло при одной мысли о том, что он не справится.
— Зарплата не такая большая, какую мне хотелось бы предложить, — объяснил Дамблдор, очевидно, восприняв молчание Римуса как тактику ведения переговоров. — Но мы выделим вам комнату и обеспечим питанием, а также вы сможете разработать свой учебный план. Мы нашли для вас замену на время полнолуния, не говоря уже о том, что я могу заверить, Поппи будет рада вновь позаботиться о вас. О, а еще у нас есть Мастер зелий, который готов… или будет готов, — поправил он, — сварить для вас волчье противоядие.
Римус почувствовал, как его колени подогнулись, и он упал на пол.
Дамблдор проигнорировал реакцию.
— Не знаю, где вы покупаете волчье противоядие, но могу заверить, что нет лучше Мастера зелий, что есть у нас в Хогвартсе.
— Я не покупаю, — Римус выдавил эти слова шепотом.
Дамблдор наклонил ухо вперед.
— Прошу прощения?
— Я… не покупаю волчье противоядие, — сказал Римус с дрожащим вздохом. — Не могу… Оно слишком… дорогое, — он прикрыл глаза, вспоминая тот последний раз, когда мог самостоятельно мыслить во время полнолуния. Годы. Прошло почти четырнадцать лет. Четырнадцать лет с момента исчезновения Мии.
— Я согласен, — наконец произнес Римус с благодарной улыбкой.
— Замечательно! — весело сказал Дамблдор и собрался подняться с места. — О, была еще одна причина, по которой я обратился к вам. Вы читали «Ежедневный пророк»?
Римус покачал головой. Газета требует денег.
— Не читал несколько недель, а что?
Дамблдор сунул руку в карман мантии, улыбка исчезла с его лица, когда он вытащил сложенный экземпляр магической газеты.
Римус с трепетом взял его и взглянул на изображение лица, которого не видел двенадцать лет.
— Нет, — пробормотал он себе под нос.
БЛЭК ВСЕ ЕЩЕ НА СВОБОДЕ!
Сегодня Министерство магии сообщило, что Сириус Блэк — самый опасный преступник за всю историю тюрьмы Азкабан — до сих пор не пойман.
— Мы делаем все возможное, чтобы найти Блэка, — заверил утром министр магии Корнелиус Фадж. — И призываем волшебное сообщество сохранять спокойствие.
Некоторые члены Международной федерации колдунов недовольны тем, что Фадж сообщил о происшедшем премьер-министру магглов.
— А как бы вы поступили на моем месте? — заявил Фадж, известный своим раздражительным характером. — Блэк сумасшедший. Он опасен, как для волшебников, так и для магглов. Премьер поклялся, что о волшебном происхождении Блэка не узнает ни один маггл. А если и узнают, сочтут за репортерскую утку.
Магглам сообщили, что у Блэка есть пистолет (железная дудка, которой простецы убивают друг друга). Волшебное сообщество опасается повторения бойни, устроенной Блэком двенадцать лет назад. Напоминаем, тогда Блэк одним проклятием умертвил сразу тринадцать человек.
— Как такое вообще возможно? Нельзя сбежать из Азкабана, — он в ужасе уставился на кричащее изображение Сириуса Блэка — когда-то его друга, члена его стаи. Человека, которого он считал неспособным причинить вред тем, кого он любил. Человека, которого Римус все еще каким-то невообразимым образом поклялся защищать благодаря обещанию, данному Мии четырнадцать лет назад до ее исчезновения из его жизни.
Он помнил Непреложный обет. Он пообещал Мии, что только через пятнадцать лет раскроет Сириусу ее истинное происхождение. Именно в этом году. Его рот приоткрылся, когда осознание того, что он все-таки не нарушил временную шкалу, накрыло его. Но тогда это означало нечто более ужасное — она знала. Она знала о Сириусе и Азкабане, о Лили и Джеймсе. Она знала, что в этом году он сбежит. Почему? Для чего?
На протяжении многих лет Римус время от времени размышлял об обете, когда натыкался на коробку с вещами Сириуса, которую Дамблдор передал ему на похоронах Джеймса и Лили. Вспомнив, что он не мог коснуться палочки Сириуса, не получив при этом болезненного предупреждения, Римус пытался отодвинуть мысли о своем бывшем друге на задний план, зная, что все это бессмысленно. Все это не имело смысла, ведь Сириус Блэк застрял в Азкабане до конца своей жалкой жизни. Никто не сбегал из Азкабана.
Вот только… Сириус Блэк сделал именно это.