Глава 105. Три свертка пергамента

Я играюсь прядями волосИ тереблю одежду,Пытаясь сохранить хладнокровие.Но я знаю, что не умею скрывать свои чувства.Я уставилась в землю,И щеки залились румянцем.Я пытаюсь подобрать нужные слова.Avril Lavigne — Things I’ll Never Say
5 ноября 1993 года
— Но, сэр, — не сдержалась Гермиона, — до оборотней еще далеко, мы только-только добрались до…
— Мисс Грейнджер, — очень спокойным тоном произнес Снейп, и это вызвало у нее раздражение и легкий страх. Она правда не хотела, чтобы он снова ставил ее в неловкое положение.
Как так вышло, что, несмотря на всю ее усердную работу, чтобы стать лучшей ведьмой на курсе, лишь он высмеивал ее усилия? Его неприязнь по отношению к Гарри казалась личной, поскольку он постоянно указывал на статус знаменитости, будто это была привилегия, а не бремя. Но чем, скажите на милость, она не угодила профессору, что он так сильно возненавидел ее?
— Мне кажется, учитель здесь я, а не вы. И я велел вам открыть учебник на странице триста девяносто четыре. Всем вам! Сейчас же!
Учебник Гермионы уже был открыт, и взгляд, который бросил на нее профессор Снейп, говорил о том, что даже здесь она оплошала.
— Кто мне скажет, чем оборотень отличается от обычного волка?
Как обычно, Гермиона подняла руку, ведь она уже прочла эту главу — если честно, всю книгу. Ее возражение касательно темы урока было озвучено лишь во благо ее одноклассников, которые, казалось, были не только сбиты с толку заменой Снейпа профессора Люпина, но и выглядели так, будто даже не знали, как перевести слова, слетевшие с его губ. Зная, что профессор разочаровывался в них из-за их некомпетентности — а потом разочарование становилось злостью и переходило к вычету баллов с факультета, — Гермиона пыталась спасти их от гнева этого человека. Однако это работало только тогда, когда он смотрел на нее, а не игнорировал ее машущую руку.
— Ну, кто? Ваше молчание, как видно, означает, что профессор Люпин не объяснил вам даже основных различий между…
Странное, тревожащее чувство гнева начало нарастать в ней, когда профессор Снейп посмел высмеять методы преподавания профессора Люпина. Гермиона мгновенно прониклась уважение к неряшливому профессору, который спас их в Хогвартс-экспрессе, как какой-нибудь благородный герой одного из глупых романов Лаванды. Профессор Люпин был храбрым, отважным, замечательным и красивым, и как смеет профессор Снейп издеваться… Минутку… красивый? С чего такие мысли?
Она залилась краской от своих мыслей, не подозревая, что ее рука все еще поднята. К счастью, профессор Снейп бросал свирепый взгляд на Парвати, которая, по-видимому, осмелилась прервать его, пока Гермиона грезила наяву.
— Вам же сказали, что до оборотней мы еще не дошли…
— Молчать! — прошипел профессор Снейп. — Так-так. Вот уж не думал, что есть третьекурсники, которые не умеют отличать оборотня от волка. Вы так отстали! Надо будет сообщить об этом профессору Дамблдору.
И вот опять. Он оскорбил профессора Люпина.
По какой-то причине она не могла не вмешаться.
— Сэр, оборотень отличается от простого волка очень немногим. Нос оборотня…
Профессор пристально посмотрел на нее сверху вниз, черные глаза сузились.
— Мисс Грейнджер, вы уже второй раз выскакиваете с ответом, когда вас не вызывали. За то, что среди вас имеется столь докучливая всезнайка, лишаю Гриффиндор еще пяти очков.
Гермиона залилась краской, опустила руку и, еле сдерживая слезы, уставилась в парту. Каждый в классе хоть раз называл Гермиону всезнайкой, и это было приятнее на слух, чем то, как обычно называл ее Малфой, и все же одно лишь слово ранило сильнее. Она не могла не быть «грязнокровкой», как называл ее Малфой, но, по-видимому, она должна избавиться от необходимости доказывать всем свою правоту. Доказывать свой ум. Доказывать, что она прочла все книги и практиковала все заклинания. Доказывать, что она достойна своей магии, когда остальной волшебный мир, в особенности слизеринцы, твердили обратное.
— Вы задали вопрос, Гермиона знает на него ответ, — не выдержал Рон. — Зачем спрашивать, если ответ не нужен!
Профессор Снейп начал назначать отработку.
Гермиона с нежностью улыбнулась своему другу за то, что тот заступился за нее. Конечно, она бы не хотела, чтобы он так делал. А еще ей бы не хотелось, чтобы он сам называл ее всезнайкой, взять, к примеру, сегодняшнее утро, когда она спросила, закончил ли он свое эссе по Трансфигурации, впрочем, нет, не дописал, и, по-видимому, тот факт, что она все сделала — за неделю до срока сдачи, — было оскорблением самой сущности ленивого отношения Рона к образованию.
Именно тогда она осознала, почему ей так нравились занятия у профессора Люпина. На его уроках она чувствовала, что ее приложенные усилия были не зря. К тому же, он, казалось, искренне заботился о благополучии Гарри, называл его по имени, а не «мистер Поттер», как остальные сотрудники. Профессор Люпин держался расслабленно и неформально, поэтому она чувствовала, что он был знаком со всеми и уважал каждого. А еще, когда он улыбался ей, она чувствовала… Лицо Гермионы снова покраснело при этой мысли.
«Замечательно, — мысленно отругала себя Гермиона. — Еще одна влюбленность в профессора». Гарри и Рон не отстанут от нее. Уж точно не после всего, что случилось с профессором Локонсом в прошлом году.
***
6 ноября 1993 года
Чему уж точно не стоило удивляться, так это тому, что ее пальцы были испачканы чернилами. Она расправилась с двумя свитками эссе для профессора Снейпа, а сейчас дорабатывала третий свиток, гадая, действительно ли он вычтет баллы за то, что она не прислушалась к условиям сдачи работы. Он задал всего два свитка пергамента, но тот объем информации, который ей удалось найти, ни за что бы не поместился всего лишь на двух свитках.
Впрочем, изучая ликантропию, она странным образом нашла мало информации. В книгах раскрывались лишь основные факты: способы передачи вируса (посредством укуса или царапины от когтя полностью трансформированного оборотня и только во время полнолуния), методы лечения ликантропии (их попросту нет) и множество предвзятой информации о том, как вылавливать, калечить, убивать и изгонять оборотней. Все это вызывало у нее отвращение, в особенности описание того, как изгнать оборотней из общества, кроме того она заметила написанную от руки заметку на полях: «прям как грязнокровок».
— Как такое допустили для чтения в школе? — вслух поинтересовалась Гермиона, сделав мысленную пометку добавить книгу в свой растущий список литературы, неподходящей, по ее мнению, для студентов. Этот список она планировала передать профессору Дамблдору, надеясь, что он либо полностью изымет эти книги из доступа, либо, по крайней мере, поместит в Запретную секцию.
Вернувшись к своему эссе, она нахмурилась, когда прочла название «Как распознать и убить оборотня». Она покачала головой. С таким же успехом профессор Снейп мог попросить их написать признание в умышленном убийстве. Неужели он правда ждет, что группа подростков добровольно научится кого-то убивать?
«Оборотень — это человек, который каждый месяц во время полнолуния превращается в смертоносного и ужасающего монстра».
Гермиона нахмурилась, постукивая палочкой по пергаменту, чтобы стереть последние четыре слова.
«… превращается в потенциально опасное существо, напоминающее настоящего волка лишь с некоторыми отличиями: более короткая морда, глаза, больше похожие на человеческие, пусть и чаще всего золотистого цвета, а также пушистый хвост.
Оборотни страдают от своего состояния, называемого ликантропией, которое является неизлечимым, хотя существует зелье, изобретенное знаменитым зельеваром Дамоклом Белби, под названием «Волчье противоядие», оно помогает оборотням сохранить человеческий разум во время трансформации».
Быстро просмотрев свой текст о волчьем противоядии, она отметила, что зелье само по себе было ограниченным, дорогим, а еще его почти невозможно сварить, не будучи Мастером зелий. Пусть информация о стаях и брачных привычках оборотней не была обязательной частью эссе, она все же включила ее.
«Основным инстинктом оборотня является безопасность пары. Он становится первостепенным, уступая даже нужде охотиться. Соперничает только с необходимостью защищать свою стаю. Оборотни образуют пару на всю жизнь, хотя часто бывает, что до тех пор, пока пара не найдена, альфа может взаимодействовать с женской особью в своей стаи, как правило, с бетой. Невозможно отличить пару оборотня от его стаи, поскольку оборотень всегда оставляет метку между шеей и плечом. Считается, что это происходит, потому что оборотни — дикие звери, которые, находясь в зверином обличье, жаждут смерти».
Гермиона снова нахмурилась и взмахнула палочкой, чтобы переписать предыдущее предложение. Симптомы ликантропии казались ей ужасно болезненными. Сердце щемило при одной мысли о том, каким несчастным было это существование, ведь магическое общество судило этих людей за неподвластное им состояние.
«При отсутствии пары или стаи симптомы ликантропии ухудшаются. До и после полнолуния оборотни выглядят болезненно бледными, жалуются на проблемы с желудком, мышечные и головные боли, у них повышается чувствительность к свету, запаху и звуку. Известно, что из-за тяжести своих симптомов оборотни преждевременно стареют…».
Та-ак.
Несколько дней назад профессор Люпин сидел за своим столом, обхватив голову руками, он со страдальческим видом вежливо попросил Симуса и Дина молча почитать, а не вести бурную дискуссию, как было ранее.
Едва закончив свою работу, она начала тщательнее присматриваться к профессору Люпину, отметив красивый цвет его волос. Светловолосый, но чуть темнее, как цвет мокрого песка на пляже, с небольшой сединой. Поначалу ей это казалось странным, ведь она однажды услышала, как кто-то упомянул, что профессора Люпин и Снейп вместе учились в школе, значит они были почти одного возраста, и все же профессор Люпин выглядел старше на несколько лет.
— О, боже, — пробормотала Гермиона себе под нос.
Профессору Люпину нездоровилось всю неделю. А вчера профессор Снейп заменял его.
Прошлой ночью было полнолуние.
Паззлы собрались воедино. То, каким больным выглядел профессор Люпин всю прошлую неделю, а еще в тот день, когда они ступили в Хогвартс-экспресс, который, по счастливой случайности, предшествовал полнолунию. Седина в волосах, несмотря на небольшой возраст, головные боли и чувствительность к шуму, боггарт, превратившийся в луну, шрамы на его лице — шрамы! И как она раньше не сообразила? Более того, как мог профессор Дамблдор нанять оборотня на пост преподавателя в школе?
Нет. Гермиона отругала себя за то, что даже подумала о таком. Конечно, он должен преподавать здесь. Профессор Люпин был великолепен, он — лучший преподаватель защиты, какой только у них был. Ее накрыло ужасное чувство, ведь она начала судить о мужчине, основываясь лишь на его состоянии, чего раньше никогда не принимала в других. А теперь, зная обо всех симптомах, она поняла, что ее любимый учитель, человек, который спас их от дементора, страдает.
Без особых раздумий Гермиона убрала свои книги и пергаменты в сумку и выбежала из библиотеки.
Извинившись за то, что ушла с обеда пораньше, Гермиона прокралась обратно в общежитие, где нашла в своем сундуке большую плитку шоколада из «Сладкого королевства», которую купила во время недавнего похода в Хогсмид с Роном. Хотя она не слишком любила сладости, ей помнился момент, когда после нападения дементора профессор Люпин дал им шоколад, настаивая, что их самочувствие улучшится. Основываясь на реакции Гарри на этих существ, Гермиона подумала, что было бы разумно запастись несколькими батончиками на всякий случай.
Спускаясь по лестнице, она пришла в больничное крыло, буквально столкнувшись с мадам Помфри.
— Ох! Мисс Грейнджер, у вас все хорошо?
— Простите, мадам Помфри. Да, я в порядке. Хочу узнать, здесь ли профессор Люпин. Профессор Снейп сказал, что он приболел, — Гермиона осматривала больничное крыло в поисках мужчины, отметив, что в конце помещения стояла кровать, отгороженная занавеской.
— За ним присматривают, моя дорогая, — пообещала мадам Помфри, хотя тот взгляд, который она бросила на Гермиону, казался подозрительным. — Однако он не принимает посетителей.
— Ладно. Можете передать ему? — Гермиона протянула большую плитку шоколада. — Не знаю, поможет ли ему, но он угостил нас шоколадом после нападения айфри дом дементора, и я, ну, хотела поблагодарить его, даже если это не улучшит его самочувствие.
— Я передам, дорогая, — мадам Помфри кивнула со странной улыбкой, — вы очень добры, позаботившись о нем.
— Он замечательный профессор, и… меня расстраивает, что он болен, — сказала Гермиона, а затем ушла из больничного крыла.
Чуть позже мадам Помфри раздвинула занавески, окружавшие кровать Римуса. Сквозь сон он узнал голос Гермионы, поэтому подслушал весь разговор. У него были глубокие раны и истощение после полнолуния, но волчье противоядие от Снейпа все-таки не было отравлено, поэтому он провел ночь в защищенной комнате, будучи мирным, но одиноким волком.
Мадам Помфри пригвоздила его взглядом.
— Она знает о вашем состоянии?
— По-видимому, — ответил Римус и потянулся за шоколадом. Вдохнув аромат, он разорвал обертку. — Поппи, почему вы, Минерва и профессор Дамблдор помните Гермиону как Мию, а другие — нет? Северус явно презирает ее — на то есть веские причины, она же часто в детстве била его, но, думаю, знал бы он ее на самом деле… презрение было бы намного очевиднее.
— Когда девочка впервые вошла в волшебный мир, Минерва наложила на нее чары, — объяснила Поппи. — Она почти сразу узнала мисс Поттер и настояла на объяснениях директора. Я полагаю, что именно из-за Северуса Минерва наложила на мисс Грейнджер усовершенствованные чары незаметности. При каждом возвращении девочки в Хогвартс, она обновляет чары раз в год. Честно, я сомневаюсь, что Минерва или директор планировали рассказать мне, и, учитывая, что Гермиона находилась так часто в больничном крыле благодаря своим приключениям с мистером Поттером и мистером Уизли, я бы рано или поздно заметила чары.
Римуса забавляло сказанное.
— Чары незаметности. Раньше Миа любила ими пользоваться. Она сочла бы забавным, что их использовали против нее.
— Если мне не изменяет память, — добавила мадам Помфри с улыбкой, — мисс Поттер предпочитала кожные сглазы и зелья.
Римус улыбнулся воспоминанию.
— Получается, когда люди смотрят на нее и начинают узнавать, их внимание переключается?
— Вроде того. Однако очевидно, что оно не лишает сохраняющейся обиды. Если реакция Северуса на мисс Грейнджер является каким-либо показателем, то страшно представить, что произойдет, если кто-нибудь из ваших бывших однокурсниц с Когтеврана встретит бедную девочку.
— Тогда как так получилось, что я помню ее? Как получилось, что я точно знаю, кто она и кем станет?
— Полагаю, на это можете ответить только вы сами, — ответила мадам Помфри с раздраженным вздохом, явно раздосадованная тем, что у нее не было ответов на все вопросы. — Съешьте, а потом отдохните.
«Связь стаи», — подумал Римус, когда целитель оставила его. У Гермионы не было метки на шее, как у Мии, но связь все еще существовала в какой-то форме, потому что она существовала для него. Миа была жива где-то внутри Гермионы, ожидая возможности вернуться в этот мир, и его внутренний волк знал об этом. Знал, что она жива, была рядом и все еще принадлежала ему.
Эта мысль согрела его сердце. К несчастью, если он смог узнать Мию в Гермионе благодаря связи стаи, значит из-за общей связи души, запечатанной или нет, Сириус узнал бы девушку с первого взгляда.
***
8 ноября 1993 года
— Все наладится, Гарри, — Гермиона утешительно похлопала его по плечу. — Может, стоит обратиться к профессору Макгонагалл, чтобы ты смог получить другую метлу?
В этом было мало смысла, но, с другой стороны, она не видела смысла в самом квиддиче. Игра жестокая и варварская, но сейчас ей ни к чему говорить подобное, Гарри все еще грустил из-за потери Нимбуса.
— Даже купи она новую метлу, она не была бы такой крутой, как та, — отметил Рон. — Не могу поверить, что Снейп…
— Профессор Снейп, — поправила его Гермиона.
— … снял пятьдесят очков за то крокодилье сердце, которое прилетело прямо в лицо Малфоя. А главное ведь, он лишь дурака валял…
— Следи за языком, — сделала ему выговор Гермиона.
— … когда Малфой притворился дементором, чтобы напасть на тебя, Гарри. Ух, если я еще раз увижу этого высокомерного придурка…
— Выбирай выражения! — зашипела Гермиона.
— Расслабься, Гермиона, — сказал Гарри.
— Если защиту от темных искусств опять ведет Снейп, я притворюсь, что болен, и не пойду, — сказал Рон по пути к кабинету ЗОТИ. — Гермиона, погляди, кто в классе.
Гермиона заглянула в дверь и лучезарно улыбнулась при виде профессора Люпина.
— Заходи, не бойся.
Ученики вошли в кабинет, приветствуя своего профессора не вопросами о его осунувшемуся виде, а жалобами на профессора Снейпа.
— Это нечестно, он ведь только заменял вас, а задал такое домашнее задание!
— Мы ничего не знаем об оборотнях…
— Целых два свитка!
— Нужно было сказать профессору Снейпу, что вы еще оборотней не проходили, — Люпин слегка нахмурился.
Класс загалдел громче.
— Да, мы сказали, а он говорит, мы очень отстали…
— Он и слушать ничего не хотел…
— Целых два свитка!!!
Общее возмущение было велико, но профессор Люпин только улыбнулся.
— Ничего, я поговорю с профессором Снейпом. А его задание можете не делать.
— Ну, вот! — огорчилась Гермиона. — А я уже сделала.
Профессор Люпин рассмеялся, а затем наклонился к ее столу с доброй улыбкой, при виде которой у нее запылали щеки. Его внимание одновременно волновало и приносило комфорт.
— Гермиона, я с радостью прочту твое эссе. Если хочешь, я подумаю над тем, чтобы начислить дополнительные баллы за все твои усилия, которые, как я знаю, ты вложила в это.
Она лучезарно улыбнулась и громко вздохнула с облегчением.
***
После окончания урока Римус смотрел на то, как Гермиона собирала свои вещи. Он заметил, что она подслушивала разговор Гарри и Рона о Малфое. И этот разговор Римусу, как профессору, следовало бы прервать.
— Я не шучу, Гарри, в следующий раз я начищу его глупую физиономию, — заявил Рон.
— Насилие — последний козырь дилетантов, — процитировала Гермиона своим друзьям, которые посмотрели на нее, нахмурив брови.
— Ты идиотом меня назвала? — спросил растерянный Рон.
— Айзек Азимов, — произнес Римус, привлекая к себе внимание. Увидев озадаченные лица Рона и Гарри, он хмыкнул. — Гермиона процитировала известного маггловского автора.
— Вы читали «Основание», профессор? — спросила Гермиона с улыбкой.
— Я довольно много читаю, а еще у меня талант к запоминанию цитат. К примеру, «Мы можем спать спокойно благодаря стоящим на страже грубым мужланам, которые готовы обрушиться на любого, кто может нанести нам вред».
— Джордж Оруэлл! — взволнованно воскликнула Гермиона.
— Вижу, ты подыгрываешь, — Римус ухмыльнулся, ностальгия приятно окутала его сердце. — Как насчет этого: «Поднявший меч от меча и погибнет, и тот, кто роет другому яму, сам в нее попадет.
Самодовольство охватило Гермиону.
— Еще один известный маггловский автор. Сэр Артур Конан Дойл.
— Почти верно. Волшебник.
— Правда?! — ее глаза возбужденно загорелись.
Отражающийся свет из соседнего окна делал шоколадно-карие глаза или ее радужки почти янтарными, и приятное чувство комфорта в груди Римуса болезненно сдавило его, напоминая, кем эта девушка была и кем еще не стала.
Гарри и Рон уставились на них.
— Если ты закончила говорить с профессором на абракадабре, мы можем уже пойти? — спросил Рон.
Гермиона заметно ощетинилась, а затем повернулась к своей сумке. Римус проследил за тем, как она заметила на парте листочек, которого раньше там не было. Она взяла бумагу — обертку от шоколадки с логотипом «Сладкого королевства».
Он улыбнулся, когда она прочитала записку, которую он написал на внутренней стороне обертки.
«Спасибо за твою доброту».
Румянец разлился по ее щекам, она взглянула на него, когда Гарри и Рон скрылись за дверью. Она одарила Римуса ослепительной улыбкой, прежде чем выбежала из класса.
Ему хотелось поблагодарить ее за заботу и, возможно, дать понять, что он знает, что ей известен его секрет, и ценит, что она не побежала к профессору Дамблдору с требованием объяснений трудоустройства монстра в штат преподавателей школы. Ему хотелось, чтобы она знала, что он благодарен ей.
Вот только Римус заметил румянец на ее щеках, когда она выбежала из кабинета, будто позади нее полыхал сам Адский огонь. Он в замешательстве приподнял бровь, а потом своим обостренным слухом уловил, как ускорился ее пульс.
«О нет, — подумал он. — Это катастрофа».
***
— Заберите воспоминания, — сказал Римус, едва дверь кабинета Дамблдора закрылась за ним. — Выньте их из моей головы.
— Добрый день, Римус, — Дамблдор улыбнулся, проигнорировав странную вспышку гнева. — Чем обязан? Лимонную дольку?
— Нет! — сердито отрезал Римус. После минутного молчания он передумал, запустил руку в маленькую вазу со сладостями и набрал горсть. — Я принимаю ваше предложение извлечь мои воспоминания.
— Что-то случилось? — спросил Дамблдор. — Вы выглядите обеспокоенным.
— Она… Гермиона… — Римус поморщился. — Девочка влюблена в меня.
Глаза Дамблдора озорно блеснули.
— Ясно.
Римус впился в него взглядом.
— Это не смешно.
Дамблдору хватило наглости улыбнуться, что сказало Римусу, что директор нашел эту новость немного забавной.
— Я извлеку лишь некоторые воспоминания, — сообщил ему Римус, — и сохраните их для меня. Они… особенные и важные, и я был бы признателен, если бы никто их не просматривал. Чтобы качественно выполнять свою работу, было бы разумно не давать моим воспоминания завладеть подсознанием, пока я пытаюсь воспитать ее четырнадцатилетнюю версию. Кроме того, она влюблена в меня.
— Вы уже говорили, — посмеиваясь, ответил Дамблдор.
— Мерлин, это унизительно.
— Вы слишком волнуетесь, Римус, — утверждал Дамблдор с улыбкой. — Я понимаю, что вы бы не стали смотреть на мисс Грейнджер с неподобающими мыслями. Вы хороший человек…
— А можете это же сказать профессору Макгонагалл? — спросил Римус отрывисто.
Дамблдор продолжал, как будто его и не прерывали.
— А еще я понимаю, что ситуация может быть весьма удручающей, поэтому я сделаю все, что в моих силах. Помните, вы будете осознавать эти воспоминания. Вы их не потеряете.
Римус кивнул, чувствуя благодарность за избавление от бремени, но и вину за то, что хотел расстаться со своими воспоминаниями. А еще он был искренне напуган мыслью, что кто-то просмотрел бы их без его разрешения.
— Надеюсь, это снимет боль, как вы и говорили. И снимет тошноту, когда я смотрю на одну девушку и вспоминаю другую.