Глава 116. Король придурков

Помни, когдаМы отдалились,Я непрестанно думал об этом,Чтобы вновь вернуться туда.Я притворяюсь, будто мне стало лучше,По крайней мере, так я говорю своим друзьям,Потому что не могу показать свое истинное лицо.Josh Kelley — Just Say the Word
6 августа 1995 года
Дни и ночи, проведенные на площади Гриммо, были трудными для Гермионы.
Объявлена война, вернулся Волдеморт, для борьбы с которым была создана секретная организация — штаб-квартира в этом же доме, — и все же каждое утро Молли Уизли всех будила, готовила завтрак и распределяла обязанности по дому, как будто они вернулись в Нору, и жизнь текла по-обычному. Гермиона чувствовала тревожность при виде того, с какой непринужденностью дурачились Фред и Джордж, подшучивая над Роном и Джинни — хотя сейчас они знали, что с ней лучше не иметь дела. Даже Рон с трудом осознавал напряженность, повисшую в воздухе, которая опустилась на них, когда Гарри вернулся из Литтл Хэнглтона с телом Седрика Диггори.
Вот только Гермиона чувствовала, и она знала, что была не единственной.
Несмотря на вежливые улыбки и вопросы о ее занятиях в Хогвартсе, Гермиона знала, что профессор Люпин был на взводе. Большую часть своего третьего курса она одержимо наблюдала за этим мужчиной, испытывая к нему тайную влюбленность, которая, к счастью, немного ослабла с годами. И все же она научилась распознавать признаки стресса по его лицу.
Подобным образом молодая, жизнерадостная аврор по имени Тонкс, которая подружилась с Гермионой, продемонстрировала свои навыки метаморфомагии и рассказала увлекательные истории о Римусе и Сириусе, имела свойство терять самообладание, когда что-то было не так. Например, когда до площади Гриммо дошли слухи, что Наземникус Флетчер каким-то образом пропустил нападение дементоров на Гарри, волосы Тонкс стали черными, как сама ночь, а ее глаза в ярости приобрели яркий, пугающе бледный оттенок серого.
Гермиона, Рон и Джинни были разгневаны, узнав, что случилось с их лучшим другом. Миссис Уизли лишь возмутилась. А когда прибыл Дамблдор и начал отчитывать Наземникуса за случившееся, он вправду напугал многих в доме. Однако больше всего Гермиону заинтересовала реакция Сириуса и профессора Люпина. В присутствии всех эти двое оставались спокойными и молчаливыми, словно у них не было собственных мыслей о произошедшем, что ей казалось действительно странным.
После отбытия Дамблдора, миссис Уизли умчалась спать, а Гермиона прокралась на кухню за чашечкой успокаивающего чая, когда услышала хныканье из соседней комнаты. Не в силах унять свое любопытство, она пошла на звуки в коридоре к слегка приоткрытой двери и заглянула в комнату, где увидела невозмутимого профессора Люпина, сидящего в кресле. Его пальцы были сплетены вместе, покоясь на груди, он опустил ноги на табурет, закинув одну ногу на другую. Его обычно зеленые глаза светились золотом через всю комнату, в углу которой Бродяга прижимал Наземникуса Флетчера к полу.
— Пожалуйста! — взмолился Наземникус.
Даже со своего места, Гермиона чувствовала исходящий от мужчины запах алкоголя, не говоря уже о других запахах, которые она предпочла бы не определять.
— Пожалуйста, — повторил он. — Дамблдор уже… все сказал…
— Как бы я его ни уважал, — прервал профессор Люпин с жутким спокойствием, — Альбус Дамблдор не видел рождение Гарри Поттера. Он не обнимал его во время плача, он не учил его говорить или ходить. Несмотря на то, что многие считают Гарри и мишенью, и оружием, этот зверь, что вонзает свои когти в ifree_dom твою грудь, думает о Гарри как о сыне — сыне, которого ты подверг очень серьезной опасности.
Бродяга оскалил зубы и наклонился вперед, перенося больший вес на грудь мужчины.
Даже с неудобного ракурса Гермиона смогла увидеть пугающий блеск в бледно-серых глазах пса, пронзающих Наземникуса.
— Простите! Клянусь, это не повторится! Клянусь!
Профессор Люпин улыбнулся.
— Буду знать, а то ведь полнолуние всего через четыря дня, и мне говорили, что я чуть крупнее, но менее контролируемый, чем Бродяга.
Именно в этот самый момент Гермиона осознала, насколько опасны Сириус и профессор Люпин. Насколько далеко они готовы зайти, чтобы защитить Гарри. Она знала, ей не следует одобрять подобное наказание Наземникуса, но все же она чувствовала, как внутри нее растет непривычное чувство гордости за их инстинкт защиты и действия против человека, который подверг жизнь Гарри опасности.
Кроме того, кто она такая, чтобы судить их? Она несколько недель держала Риту Скитер в банке.
***
— Вид ну очень аппетитный, Молли, — похвалил профессор Люпин за обеденным столом и положил на тарелку тушеного мяса, а затем передал ее Гермионе через стол.
Благодарно улыбнувшись, она приняла тарелку. Гермиона заметила, что он принялся за еду лишь после того, как обслужил ее и Тонкс, которая была занята трансформацией носа в соответствии с предложениями Джинни.
Предположение Гермионы заключалось в том, что они собрались вместе в надежде приободрить Гарри, прибывшего не так давно. Он злился на них всех, но больше всего — на Дамблдора. Директор намеренно оставил Гарри в неведении по многим вопросам, и этот факт раздражал Гермиону.
И все же становилось радостно на душе при виде приободренных от присутствия Гарри профессора Люпина и Сириуса.
— У тебя что, рук нет? — прошептал Рон.
Она повернулась и в замешательстве уставилась на него.
— Что?
— А ты не заметила, Миона? Люпин накладывает еду в твою тарелку при каждом приеме пищи. В твою и Тонкс. И делает так с момента нашего приезда.
— Это называется вежливостью, Рональд, — она нахмурилась, скрывая непривычное удовольствие от мысли, что Рон прав, профессор Люпин каждый раз накладывал ей еду в тарелку.
«А еще он знает, какой я пью чай», — мысленно отметила она, вспомнив их встречу в его кабинете на третьем курсе.
— Но мою тарелку он почему-то не берет, — пробурчал Рон, надув губы.
Гермиона закатила глаза и попыталась сосредоточиться на разговоре Билла и профессора Люпина о возможном участии гоблинов в войне. Выходило так себе, ведь на другом конце стола Наземникус рассказывал какую-то историю, от которой близнецы громко хохотали.
— Не знаю, Наземникус, где тебя учили тому, что хорошо, а что дурно, но, боюсь, ты пропустил несколько ключевых уроков, — холодно заметила миссис Уизли.
Фред и Джордж, хохоча, уткнулись в кубки со сливочным пивом. На Джорджа напала икота. Вставая, чтобы принести на сладкое большое блюдо с ревеневым пудингом, миссис Уизли неизвестно почему бросила на Сириуса очень неприятный взгляд. По какой-то причине этот взгляд в сторону Сириуса заставил Гермиону понервничать, и она с особым вниманием прислушалась к словам Сириуса Гарри:
— Молли терпеть не может Наземникуса.
— Как он оказался в Ордене? — очень тихо спросил Гарри.
— Он полезен, — прошептал Сириус. — Знает всех жуликов. Еще бы не знал — сам из их числа. Но он предан Дамблдору, тот его однажды спас от большой беды. Хорошо иметь на своей стороне такого человечка, он слышит то, чего мы слышать не можем. Но Молли считает, что сажать его за наш стол — это чересчур. Она не простила ему самовольный уход с дежурства, когда он должен был тебя охранять.
Все принялись уплетать за обе щеки свой пудинг, но лишь Гермиона в замешательстве смотрела на Сириуса. Разве не он всего несколько ночей назад угрожал Наземникусу из-за случившегося с Гарри? Она задумалась, не намеренно ли он умалчивает о своих мыслях об этой ситуации, чтобы не волновать Гарри. Вот только она заметила мимолетный взгляд, которым обменялись Сириус и Наземникус, отчего последний тяжело сглотнул и нервно потянулся за фляжкой, спрятанной в кармане мантии.
— Не пора ли честной компании разойтись по спальням? — сонным голосом предложила миссис Уизли, когда с пудингом было покончено, и все тарелки были отнесены со стола в раковину.
— Нет, Молли, погоди немного, — сказал Сириус, отодвигая пустую тарелку и поворачиваясь к Гарри. — Что-то ты меня удивляешь. Я думал, первое, что ты примешься тут делать, — это задавать вопросы про Волдеморта.
При звуке имени Волдеморта рядом с ней ахнул Рон. Гермиона закатила глаза и посмотрела на Гарри, казалось, он внезапно почувствовал облегчение, ведь кто-то заговорил с ним о чем-то по-настоящему важном.
— А то я не задавал! — негодующе воскликнул Гарри. — Задавал Рону и Гермионе, но они сказали, что мы не состоим в Ордене и…
— Они совершенно правы, — заметила миссис Уизли. — Ты еще слишком юн, — она выпрямилась в своем кресле, сжав в кулаки лежавшие на подлокотниках руки. В лице — уже ни следа сонливости.
— С каких это пор, чтобы задавать вопросы, надо быть членом Ордена Феникса? — спросил Сириус. — Гарри целый месяц проторчал в маггловском доме. Он имеет право знать, что проис…
Сириус так и не закончил свою мысль, когда в разговор вмешались близнецы.
— Постой!
— Почему именно Гарри получит ответы на свои вопросы?
— Да, Гарри даже несовершеннолетний!
— В том, что вам не рассказали про дела Ордена, я лично не виноват, — спокойно проговорил Сириус. — Так решили ваши родители. Что же касается Гарри…
— Ты не вправе самостоятельно решать, что нужно Гарри, а что нет! — резко оборвала его миссис Уизли. Ее обычно доброе лицо вдруг стало чуть ли не угрожающим, и Гермиона вздрогнула. Она заметила, что Рон и Джинни отреагировали так же, видимо, услышав гнев в голосе матери. — Надеюсь, ты не забыл слова Дамблдора?
— Какие именно? — вежливо спросил Сириус с видом человека, готовящегося к бою.
Глаза Гермионы слегка расширились, когда она узнала это выражение лица. Тот же опасный блеск в этих бледно-серых глазах, который она видела, когда он наказывал Наземникуса. Ее сердце бешено колотилось. Она могла бы предположить, что это связано со страхом, но ее щеки вдруг запылали, и ей в голову пришла странная мысль: «Неужели меня влечет?.. Нет! Глупость какая!».
— О том, что Гарри не должен знать больше, чем ему необходимо знать, — ответила миссис Уизли, сделав особенный упор на последние два слова.
— А я и не буду, Молли, рассказывать ему больше, чем ему необходимо знать, — сказал Сириус. — Но, поскольку именно он стал свидетелем возвращения Волдеморта, он имеет больше права, чем многие другие…
Но миссис Уизли снова прервала его.
— Он не член Ордена Феникса! Ему только пятнадцать лет, и…
— И он перенес столько же испытаний, как и большинство членов, — возразил Сириус. — А кое-кого и позади оставил.
— Я не собираюсь принижать то, что он совершил! — закричала миссис Уизли. Ее кулаки на подлокотниках кресла подрагивали. — Но он же еще…
— Он не ребенок! — раздраженно сказал Сириус.
— Но и не взрослый! — щеки миссис Уизли зарделись. — Он — не Джеймс, Сириус!
В комнате воцарилась тишина.
Пока все выжидающе следили за реакцией Сириуса, Гермиона наблюдала за профессором Люпином, который — по какой-то причине — смотрел на нее. В его взгляде читалась вина. Ее сердце забилось сильнее. Почему он выглядит виноватым?
— Спасибо, Молли, но я неплохо представляю себе, кто он такой, — холодно ответил Сириус.
— Вовсе в этом не уверена! — воскликнула миссис Уизли. — Иногда ты говоришь о нем так, словно это твой лучший друг воскрес!
— Что в этом плохого? — спросил Гарри.
Гермиона взяла руку Гарри в свою и крепко сжала, пытаясь помочь ему сдержать себя и в то же время предлагая поддержку. Она понимала миссис Уизли; эта женщина — мать, отчаянно желающая защитить своих детей, и очевидно, что она считала Гарри — а временами и саму Гермиону — частью своей большой семьи. Гермиона, однако, видела боль, которую Сириус, похоже, изо всех сил пытался скрыть. Она видела вину, которую профессор Люпин даже не пытался скрыть. Она видела гнев и горечь в глазах Гарри.
— То, Гарри, что ты — не твой отец, как бы ты ни был на него похож! — ответила миссис Уизли, по-прежнему сверля глазами Сириуса. — Ты еще учишься в школе, и взрослым, которые за тебя отвечают, не следует об этом забывать!
— Ты хочешь сказать, что я безответственный крестный отец? — повысил голос Сириус.
— Я хочу сказать, что ты, Сириус, имеешь склонность к безрассудным поступкам, из-за чего Дамблдор требует, чтобы ты не выходил из дому и…
— Давай-ка лучше оставим в стороне указания, которые я получаю от Дамблдора! — громко перебил ее Сириус.
— Что касается меня, — тихо начал профессор Люпин, — я считаю, что лучше пусть Гарри узнает факты — не все факты, Молли, только общую картину — от нас, чем получит их в искаженном виде от… других.
— Так, — произнесла миссис Уизли, тяжело дыша и все еще оглядывая стол в тщетных поисках поддержки, — ну что ж… я вижу, я в меньшинстве. Я только вот что скажу: у Дамблдора наверняка были причины для того, чтобы не позволять Гарри знать слишком много. Я как человек, принимающий интересы Гарри близко к сердцу…
— Он не твой сын, — тихо сказал Сириус.
— Все равно что сын! — яростно возразила ему миссис Уизли. — Кто еще у него есть?
— У него есть я!
Все еще держа Гарри за руку, Гермиона почувствовала, как пальцы лучшего друга сжали ее пальцы. При одном лишь тоскливом взгляде Гарри на крестного отца сердце Гермионы разрывалось.
Сириус, с другой стороны, выглядел взбешенным.
— Так-то оно так, — поджала губы миссис Уизли, — но беда в том, что тебе трудновато было о нем заботиться, пока ты сидел взаперти в Азкабане.
За столом раздался коллективный вздох, кто-то смотрел на Сириуса, а кто-то — на миссис Уизли. Оба выглядели так, будто готовились к дуэли.
Гермиона же посмотрела на Гарри, который находился на эмоциональном распутье, и она понимала почему. Миссис Уизли была ему как мать на протяжении многих лет, но даже Гермиона видела, как близок ему Сириус. Случайно увидев момент с профессором Люпином и Сириусом с Наземникусом прошлой ночью, она могла с уверенностью сказать, насколько важен Гарри для своего крестного отца.
***
10 августа 1995 года
Дверь в подвал медленно открылась, и Гермиона заерзала на полу, на котором заснула, она оказалась лицом к лицу с Бродягой.
Этой ночью сон не шел, из окна спальни, разделенной с Джинни, прекрасно виднелась полная луна. От осознания, что профессор Люпин был где-то в доме и страдал, защемило сердце. Она тихо поднялась с кровати, взяла по пути книгу и совершила короткое путешествие вниз по многочисленных ступеням в подвал, где, как ей известно, находился профессор Люпин, скрытый за множеством защитных заклинаний. Она села возле двери и прислушалась к звуку скребущих по бетону когтей, громкому вою и редкому лаю. По ее предположению, в нить защитного барьера был вплетен некий сенсорный блок, поскольку ее присутствие за дверью, казалось, не вызвало никаких проблем изнутри.
Звук открывшейся двери разбудил ее, она оглянулась и увидела Бродягу, смотрящего на нее сверху вниз, отчего Гермиона покраснела.
Сириус принял свою человеческую форму и нахмурился, его брови сошлись у переносицы.
— Все нормально, Гермиона?
— Я… — она попыталась придумать ответ, но слишком вымоталась, чтобы выдать что-то путное. — Я волновалась, — и посмотрела ему за спину на дверь. — Он?..
— В порядке. Спит. До восхода солнца еще несколько часов. Я подумал выпить чашку чая с печеньем. Ты… — Сириус прочистил горло. — Ты присоединишься ко мне?
Гермиона посмотрела в его серые глаза и улыбнулась. К нему вернулся вес, сброшенный как в Азкабане, так и в бегах. Нельзя было отрицать, что он был красив, на самом деле, страшно красив. Его аристократические черты напоминали ей Малфоев, но непринужденная манера, которой он придерживался, расслабляла, даже успокаивала.
Осознав, что она все это время неотрывно смотрела на него и не ответила на вопрос, Гермиона опустила голову, почувствовав, как румянец залил ее щеки. Она покачала головой и поднялась с места.
— М-м, нет, спасибо. Я лишь хотела убедиться, что профессор Люпин в порядке, — призналась она и быстро зашагала к лестнице.
Она остановилась, когда Сириус окликнул ее.
— Я позабочусь о нем. Я обещаю, котенок, — сказал он шепотом, глядя на нее так, как будто просил ее о чем-то, а не предлагал.
Он выглядел печальным. Виноватым.
«Возможно, — подумала она, — он просил прощения». Вот только она не могла представить, за что он извинялся, и меньше всего понимала, почему он просит прощения у нее.
Слова, слетевшие с его губ — а также единственное чуть менее раздражающее ласкательное прозвище, — и искренняя манера, с которой он это произнес, словно знал, как важно для нее, чтобы о профессоре Люпине позаботились, казались… близкими. Это снова что-то всколыхнуло в ней, и она попыталась спрятать это под вежливой улыбкой, прежде чем бросилась по лестнице в свою комнату.
Оказавшись в комнате, Гермиона попыталась отдышаться от потрясения, она чувствовала, как сердце таранило ребра, — и это далеко не из-за пробежки по нескольким лестничным пролетам.
«Отлично, — подумала она. — Два профессора, Виктор Крам, а теперь еще крестный Гарри? И почему меня не привлекает кто-то моего возраста?».
Она мысленно отругала себя, задумавшись, не стоит ли ей быть чуточку любезнее с Роном. Однако воспоминание о его поведении на Святочном балу поставили его в конец списка потенциальных любовных увлечений.
«Буду усерднее учиться, вот и все», — подумала она и легла спать, ведь во сне ей абсолютно точно, бесспорно, определенно не будет сниться Сириус Блэк.
***
31 августа 1995 года
Гермиона уже столькими способами принесла извинения, и она уже не знала, как сделать это еще лучше. Ей не хотелось оскорбить Рона своим удивлением оттого, что он получил значок префекта, хотя, по правде говоря, она была весьма шокирована.
Что он такого сделал, чтобы стать префектом? Гермиона усердно работала в течение многих лет, чтобы получить заветный значок, и каким-то образом, несмотря на плохие оценки Рона, его привычку нарушать правила, его отношение и неуважение к сотрудникам, к примеру, профессору Снейпу, он все же признан достойным быть префектом?
И лишь одно ее удивление заставило его относиться к ней холодно и бросать свирепый взгляд всякий раз, когда она находилась с ним в одной комнате.
Замечательно. Раз уж ему так хочется.
— Твой брат — придурок, — пробурчала Гермиона Джинни, спускаясь по лестнице, пока ее подруга прижалась ухом к закрытой двери. Удивительно, но Джинни даже не вздрогнула от внезапного появления.
— Какой брат? А то каждый из них время от времени городит чушь, так что говори конкретнее.
— Ну, полагаю, учитывая недавние события, я должна назвать имя Перси, — нахмурившись, ответила Гермиона. Всякий раз, когда упоминали отвернувшегося от них сына, на лицах мистера и миссис Уизли появлялось горе, отчего Гермионе становилось их жаль. — Но сейчас я говорю о Роне.
— О, ну он у нас король придурков, не знала? — Джинни ухмыльнулась. — Заработал себе титул, когда близнецы впервые отправились в Хогвартс, а меня и мерзкого Рона оставили одних. «Но, мамочка, я не хочу быть с глупой Джиневрой», — Джинни передразнила стенания своего старшего брата. — Он закатил истерику на весь Кингс-Кросс и бросил моего любимого плюшевого дракона перед Хогвартс-экспрессом.
Гермиона ахнула.
— Он не мог!
— О, еще как мог. Как только мы пришли домой, мама ему хорошенько надавала люлей, — Джинни самодовольно улыбнулась при этом воспоминании. — Я любила этого гребаного дракона.
— Что за выражение! — тихо пожурила ее Гермиона. — Джинни? Может, скажешь, чего мы шепчемся?
— Все просто: я не хочу, чтобы меня застукали за подслушиванием.
Гермиона неодобрительно нахмурилась.
— Джинни, нехорошо вторгаться в чью-то личную жизнь.
— Сириус и профессор Люпин говорят с Гарри о сексе, — защищалась Джинни, как будто это достаточно веская причина для подслушивания.
Глаза Гермионы расширились, и она бросилась к Джинни.
— Подвинься. Мне не слышно.
— И не услышишь. Они пытаются научить его невербально накладывать противозачаточные чары. Не спрашивай, как они обходят запрет Гарри на использование магии за пределами Хогвартса. Эти двое лучше, чем Фред и Джордж.
Гермионе показалось, что она покраснела, как свекла, то ли от смущения, то ли от стыда, то ли от гнева — точно не определить.
— Кстати, — продолжила Джинни, — близнецы разобрались в том, откуда пошла вся эта история с Лунатиком и Бродягой. Джордж весь день забрасывал Люпина и Сириуса вопросами. И я думаю, Фред разрыдался от восторга.
— О, ради всего святого… — фыркнула Гермиона. — Во-первых, каким бы талантливым ни считали Гарри, он даже близко не способен творить невербальные заклинания, а во-вторых, он слишком молод, чтобы думать о таких вещах, как… как…
— Секс? — поддразнила Джинни, подавляя смех.
— Противозачаточные чары, — поправила Гермиона, удивляясь, почему ее щеки не остывают.
— Говори за себя. Может, у меня не получится сделать это невербально, но я уже как шесть месяцев знаю эти чары.
У Гермионы отвисла челюсть.
— Твоя мама и вправду…
Джинни откинула голову назад и тихо рассмеялась, прикрыв рот, чтобы их не обнаружили.
— Мерлин, нет. В прошлом году мною увлекся когтевранец, а Фред и Джордж научили меня чарам. Похоже, они заперли парня в чулане для метел на два дня, а сами научили меня чарам и вдобавок нескольким неприятным сглазам, причем и то, и другое сделано в качестве меры предосторожности.
Они умолкли, когда по ту сторону двери раздались голоса.
— Я все-таки не понимаю. Ты только зря время потратил, Сириус, — сказал Гарри.
— Не раскисай, сынок. Я научил тебя ходить, и я научил тебя говорить. Я чертовски уверен, что научу тебя и этому.
— Ты научил меня ходить и говорить?
— Ну, разумеется. А еще я купил тебе твою первую метлу, она, конечно, поднималась всего на полметра, но все же.
— А мои родители? — спросил Гарри.
Вмешался профессор Люпин.
— Твои мама и папа всегда были рядом, но и мы не отставали. Или, ну… старались не отставать. Когда ты родился, вовсю шла война, а твоим родителям пришлось скрываться, и многие задания пришлись на нас.
— Правда? Какие задания?
— Наискучнейшие, — подозрительно быстро ответил Сириус. — Много путешествовали, ничего интересного не происходило. Теперь возьмись за палочку вот так и попробуй.
— А каким было мое первое слово? — задал вопрос Гарри.
После долгого молчания Сириус все же сказал:
— Ну-у… мне нельзя рассказывать.
— Почему?
— Потому что я пообещал твоему отцу, что сохраню это в секрете. Твоя мама надрала бы мне задницу, если бы узнала, что ты нахватался этому у меня. Давай просто притворимся, что это был «Снитч», и забудем, ладно?
Гарри, Сириус и профессор Люпин дружно рассмеялись.
За дверью тихо посмеивалась Джинни и неодобрительно качала головой Гермиона, несмотря на теплые чувства от такого милого семейного момента Гарри с крестным отцом.
— Раз уж вы были так близки с моими родителями, почему я ничего не слышал о вас до третьего курса? Все это время у меня был крестный отец, а тетя и дядя ничего не рассказали о нем.
— Все потому, что Петуния — мелкая су…
— Потому что твоя мама не была близка со своей сестрой в то время, когда ты родился, — оборвал Сириуса профессор Люпин. — Она отправила ей письмо о твоем рождении, но сомневаюсь, что твоих тетю и дядю волновали новости от другой части семьи.
— Семьи? — переспросил Гарри.
— Эм-м…
— Да, — ответил Сириус. — Мы с Лунатиком. Семья. Знаешь, твои бабушка и дедушка практически усыновили меня, да и Римуса тоже. Твой отец был нашим братом, а твоя мама — сестрой. Когда они… — Сириус выдержал паузу. Когда он заговорил снова, Гермиона услышала перемену в его голосе: он стал мягче, торжественнее. — Ты должен был быть со мной, но я облажался, знаю. Тем не менее, твои родители дали четкие пожелания. Если бы меня не было рядом, тебя бы воспитал Римус.
— Тогда почему?..
— Законы против оборотней, — ответил профессор Люпин. — Узнай обо мне министерство, оно бы тут же забрало тебя у меня.
Гермиона нахмурилась, услышав эту информацию.
— Ну, хватит этой печальной прогулки по прошлому, — настоял Сириус. — Я тут вообще-то пытаюсь передать парню десятилетнюю мудрость.
— Все же я думаю, ты зря стараешься, Сириус. Я даже не целовался с девушкой.
Джинни и Гермиона переглянулись. Джинни выглядела странно удивленной услышанным, но Гермиона — нет. Гарри становился невероятно застенчивым, когда дело касалось девушек, и ей это было прекрасно известно. Единственной, кто ему когда-либо нравилась, была Чжоу, а у него едва хватило смелости пригласить ее на Святочный бал, причем, как оказалось, слишком поздно.
— Правда? — спросил Сириус со смешком. — Видишь, что происходит, когда спасаешь мир? Мы все ценим твою жертву, Гарри.
— Спасибо, — саркастически пробормотал Гарри. — А во сколько ты?..
— Первый раз в пятнадцать, — сказал Сириус.
— И у меня, — добавил профессор Люпин.
Глаза Гермионы широко распахнулись. В слова Сириуса она могла поверить, но вот профессора Люпина?
— А вы знаете… Мой… Сколько лет было моему отцу? — нервно спросил Гарри.
— Почти в восемнадцать, — сказал Сириус, посмеиваясь. — Не волнуйся, Гарри, у тебя полно времени. Я всего лишь проявляю осторожность. Мы были немного младше тебя, когда наш папа, ну, отец Джеймса, отвел нас в сторонку и научил чарам. Если тебе полегчает, эти чары понадобились мне только в семнадцать лет.
— А как это раньше не нужны были?
— Других девушек не любил. Я был глупым, безрассудным мальчишкой, который пытался спрятать свои проблемы в ведьмах… буквально. Но все меняется, когда ты находишь того, кого по-настоящему любишь.
— В этом он прав, — согласился профессор Люпин.
Отстранившись от двери, Гермиона внезапно почувствовала вину за подслушивание. Она повернулась к Джинни и покачала головой.
— Я все еще не одобряю такое, но, полагаю, все не так ужасно.
Джинни усмехнулась.
— Это потому, что ты пропустила поистине дельные истории. До появления Гарри они рассказывали Фреду и Джорджу о своих приключениях в Хогвартсе.
— Приключениях?
— По всей видимости, Сириус был очень популярен у когтевранок.
Гермиона поморщилась.
— А профессор Люпин однажды переспал с девушкой в библиотеке.
Глаза Гермионы расширились, и она ахнула.
— В моей библиотеке?!
— Тихо! — Джинни прыгнула на нее, обхватив руками плечи Гермионы в попытке закрыть ей рот. Гермиона перестала издавать звуки ужаса и шока. Однако в голове творилось нечто иное. В дополнение к беззвучным стонам, в ее сознании всплыл горячий образ профессора Люпина, без рубашки прислонившегося к полкам, которые вели к Запретной секции. Ее щеки горели, и она боролась с хваткой Джинни, теперь уже в попытке освободиться.
— Девочки? — у перил показалась миссис Уизли. — Что вы делаете в столь поздний час?
— Ничего! — одновременно вскрикнули Гермиона и Джинни.
— Тогда живо в постель. Завтра дел невпроворот, вам нужно отдохнуть.
В другой комнате Сириус и Римус сидели за маленьким круглым столом, напротив них был Гарри. Воспоминания о юности расслабляли, но они все же пытались сдерживаться, когда услышали двух ведьм по ту сторону двери.
В тот момент, когда они оба услышали, как Молли отправила Гермиону и Джинни спать, напряжение в их плечах немного спало.
— Ну так что, есть девушка на примете? — спросил Сириус.
Гарри покраснел, а затем уставился на дно своей пустой чашки из-под горячего шоколада.
— Вроде того, — тихо признал он. — Все сложно.
— Гермиона? — предположил Сириус, игнорируя недоверчивый взгляд Римуса.
С тех пор, как Рита Скитер решила наплести сказку с его крестником и Гермионой, он размышлял об этом несколько месяцев. Римус настаивал, что все это ложь, но Сириус хотел услышать это от самого мальчика. Он все думал о том дне, когда ему, наконец, придется рассказать Гарри правду о Гермионе и ее путешествии во времени, и ему было страшно представить это. Если Гарри влюблен в Гермиону, все стало бы только хуже, и Сириус хотел подготовиться к этому.
— Что?! — Гарри посмотрел на него с выражением ужаса на лице. — Мерлин, нет! Жуть какая! Она мне как сестра.
Сириус сдержал громкий вздох облегчения, который ему хотелось испустить, и просто задумчиво кивнул, сказав:
— Все понятно. Выдохни, сынок. Так почему же с твоей девушкой такие сложности?
— Ну, у нее был парень и… — Гарри нахмурился, — он умер.
Сириус и Римус переглянулись и вздохнули, прежде чем уставиться в столешницу.
Римус заговорил первым.
— Это ужасно, Гарри, но жизнь должна продолжаться. Нельзя перестать жить из-за того, что другой ушел. Доверься нам в этом. Мы эксперты в этом вопросе.
В ответ на сказанное Сириус закатил глаза, зная, что Римус думал о пагубных действиях Сириуса после исчезновения Мии.
— Спасибо, — прошептал Гарри. — Я лучше пойду спать.
— Не так быстро, — Сириус протянул руку и опустил ее на плечо Гарри, удерживая его на месте. — Ты думаешь, я дам тебе совет по девчонкам, научу противозачаточным чарам, а затем отправлю спать? За какого крестного ты меня принимаешь?
— Потрясающего? — предположил Гарри.
Сириус ухмыльнулся, чувствуя гордость из-за озорного блеска в глазах Гарри.
— Хитрый ход, щенок. В этом году ты будешь в безопасности, и я серьезно, — упорствовал он отеческим тоном. — Будь внимателен на уроках. Знаю, не всякий урок увлекателен, как предыдущий, но тебе нужна каждая частичка магии, которой твои профессора готовы тебя научить.
— И перестань просить Гермиону делать за тебя домашнее задание, — вмешался Римус. Когда Гарри поднял глаза, как будто его поймали с рукой в банке с шоколадом, Римус добавил: — Да, я знаю, что ты делал так годами.
— И перестань плохо обращаться с этой девочкой, — потребовал Сириус. — И позволять другим обижать ее. Ты говоришь, что она тебе как сестра, но сам относишься к ней, как другие. Ты даже представить себе не можешь, какую боль я причинил бы любому, если бы они довели твою маму до слез. Она была моей сестрой.
Гарри заметил взгляд, которым Сириус одарил его, и, казалось, надолго задумался, прежде чем нахмурился.
— Ты ведь не о Малфое говоришь, да?
Римус приподнял бровь.
— Как ты думаешь, что больнее: быть оскорбленным врагом или другом?
Гарри вздохнул с очевидным пониманием и склонил голову.
— Я постараюсь получше следить за вспышками Рона.
— Этому мальчику не понравится вести разговор со мной, — негромко пригрозил Сириус. — Она твоя сестра, значит она — семья. Мы защищаем нашу семью, Гарри. Слышишь меня? Семья — это все.
— Понимаю, — Гарри кивнул, подняв голову чуть выше. — Я тебя не подведу.
Сириус улыбнулся и крепко обнял мальчика.
— Конечно, нет.