Глава 35. Удовлетворен

Куда бы я ни смотрела теперь,Я утопаю в твоих объятиях.Милый, я вижу нимб над тобой,Знаешь, ты мое спасительное благоволение.(Beyonce — Halo)
4 октября 1974 года
Миа позволила Джеймсу думать, что он в безопасности.
Но как бы не так.
По всей вероятности, его чувство самосохранения было отключено, поскольку он продолжал создавать проблемы на всех их занятиях, последовавших за первоначальным вызовом между братом и сестрой. Бедный Римус попал под перекрестный огонь: на каждом уроке Джеймсу было что сказать о потенциальных будущих отношениях между его сестрой и другом.
Всегда верный гриффиндорец Римус сделал все возможное, чтобы остаться в стороне от самого спора, но также стремился уважать желание Джеймса: не начинать отношения с Мией без разрешения брата — что сильно разозлило девушку.
На занятиях по чарам, как только Миа поворачивалась спиной, с помощью хорошо рассчитанного Акцио Джеймс вызывал вещи с ее стола и утверждал, что Римус хочет получить сувенир, чтобы провести остаток дня. На «Уходе за магическими существами» Джеймс во всеуслышание спрашивал у профессора Кеттлберна о подробностях, касающихся брачных привычек оборотней. На Травологии он превращал водоросли в розы и притворялся маггловской службой доставки от имени Римуса, который находился в конце класса, его лицо было перепачкано грязью, скрывающей смущение, и Люпин пытался посадить паффопод.
Единственными четырьмя классами, на которых Римус и Миа отдыхали от выходок Джеймса, были История магии (где Джеймс и Сириус дремали), Защита от темных искусств (Джеймс не был настолько глуп, чтобы связываться со своим новым профессором, аврором Праудфутом), Трансфигурация (Джеймс и Сириус серьезно относились к этому классу из-за характера их обучения Анимагии) и Древние руны (на которых Миа и Римус находились без каких-либо других вмешивающихся Мародеров).
Эти двое будут сидеть вместе на Древних рунах. Часто посреди класса, уткнувшись в книгу с текстами переводов, Римус брал Мию за руку и улыбался, переплетая их пальцы. Она глубоко вдыхала и позволяла чувству спокойствия, которое он излучал, омывать ее. Каким-то образом это заставляло ее чувствовать, что терпеть Джеймса стоило того.
Особенно оно того стоило утром четвертого октября.
— Просто не пей тыквенный сок, и все будет хорошо, Лили, — прошептала Миа.
— Как ты вообще подсунула зелье в целую партию? — спросила Лили, пока они сидели за столом Гриффиндора, ожидая, когда остальная часть студентов прибудет на завтрак.
— Я дружу с домовыми эльфами, — Миа ухмыльнулась, радуясь, что в этой временной шкале она смогла помириться с маленькими А й ф р и д о м существами, учитывая, что эльфы в Хогвартсе в будущем были в ужасе от нее и ее привычек вязания.
— Ты уверена, что это сработает? Это блестяще, но у тебя будут неприятности, — Лили посмотрела в сторону преподавательского стола, приподняв бровь. — Я не из тех, кто поощряет нарушение правил, но если ты хочешь, чтобы Слизнорт оценил выходку, тебе придется взять на себя ответственность за содеянное.
— До тех пор, пока мне разрешают ходить в Хогсмид, я приму любое наказание, — сказала Миа, возбужденно сияя.
Один за другим студенты заполняли Большой зал, занимая свои места за столами. Медленно, на разных стадиях истощения, четверо Мародеров присоединились к Лили и Мии. Питер, Джеймс и Сириус были изрядно потрепанными, но учитывая, что это неделя после полнолуния, Римус с каждым днем выглядел все лучше и лучше.
— Доброе утро, мальчики, — Миа лучезарно улыбнулась, как обычно, наполняя тарелку для Римуса, пока он в то же время готовил ей чай и кашу. — От чего вы все так устали?
Девушка предполагала, что они допоздна практикуются в своих анимагических превращениях. Она делала то же самое, хотя и в уединении своей комнаты в общежитии, поскольку находилась только на ранних стадиях медитации в попытке выяснить, какой будет ее анимагическая форма.
— Поздние поцелуи, — солгал Сириус, ухмыляясь ей, в то время как Миа закатила глаза.
Месяц назад Миа была бы раздражена его типичным поведением, но она уже давно забыла об этом. Сириус быстро подтвердил, что все слухи о его плохой репутации верны. Он рассуждал так: раз уж ему приписывают какие-то действия, то стоит так и сделать. Питер испытывал благоговейный трепет, Джеймс забавлялся, Римус чувствовал отвращение, а Миа внезапно стала безразличной. Девушка знала, что у Сириуса было прошлое, когда она, Гарри и Рон слушали, как старший Сириус и Римус говорили об их общей истории и мятежной природе юности. Миа знала, что в какой-то промежуток времени ей придется столкнуться с этим, и это был именно тот момент.
Поэтому она проигнорировала это и сосредоточилась на своих правилах: «Живи своей жизнью. Наслаждайся своей жизнью».
И она собиралась получить от этого огромное удовольствие.
— Кушай, — Миа улыбнулась Римусу через стол и благодарно кивнула, когда он передал ей банку с мармеладом. Она заметила, как парень перевел взгляд на высокий пустой стакан, стоявший перед ним. Обычно девушка каждое утро наполняла его тыквенным соком, но сегодня не сделала ни малейшего движения.
Он потянулся к кувшину, стоявшему посреди стола, чтобы самому наполнить стакан, но Миа молча накрыла его ладонь, медленно покачала головой, отхлебнула чаю и бросила на него понимающий взгляд.
Глаза Римуса расширились, когда он понял, что сейчас произойдет что-то плохое. Люпин повернулся в сторону и наблюдал, как Джеймс, Сириус и Питер, как обычно, пили свой утренний сок.
— Хочу ли я быть здесь из-за последствий? — прошептал Римус.
Лили рассмеялась.
— О, да.
Внезапно, по всему Большому залу, каждый студент, выпивший утренний тыквенный сок, испытал на себе небольшое преображение: волосы стали приобретать различные оттенки ярких цветов.
Слизеринцы уставились друг на друга и нахмурились, увидев оттенки черного и зеленого на изменившихся волосах. Стол когтевранцев был почти полностью заполнен темно-синими головами, в то время как волосы пуффендуйцев и гриффиндорцев были трепещущими смесями желтых, ярко-зеленых и различных оттенков фиолетового.
Двое из трех мародеров, пьющих тыквенный сок, щеголяли с предсказуемым оттенком волос — небесно-голубым.
Лили выглядела совершенно шокированной волосами Джеймса и одними губами произнесла: «О Боже», прежде чем прикрыть рот, чтобы скрыть шок и смех.
Джеймс моргнул и оглядел помещение.
— Что происходит? Что ты сделала? — потребовал он, сузив глаза на сестру, после чего схватил ложку и изучил свое отражение.
— О, я просто подсунула зелье в каждый утренний сок, — Миа невинно улыбнулась.
— Умно, котенок, — Сириус усмехнулся, закатив глаза и запустив пальцы в свои небесно-голубые волосы. — Это должно быть шуткой? Случайные оттенки цвета? Можно было бы сделать такое с помощью простого заклинания изменения цвета. И ты потратила на это зелье? Как по мне, это едва ли заслуживает оценки «Удовлетворительно».
Миа сидела, выпрямившись, и смотрела на свои ногти так, словно рассматривала свежий маникюр.
— О, ну заклинанию изменения цвета тут было место, но не только. Я использовала чары на каждой златоглазке, которая вошла в мое модифицированное оборотное зелье.
— Так ты подсунула нам оборотное? — Джеймс растерянно моргнул, сдувая с лица пряди волос — и это выглядело гораздо более неконтролируемым, чем его черные волосы, что о чем-то да говорило. Он похлопал себя ладонями по груди, а затем осмотрел свои пальцы. — Я не понимаю. Почему изменились только наши волосы? И разве мы все не должны выглядеть одинаково?
— Это если использовать волосы любой нормальной ведьмы или волшебника, но если брать волосы мага-метаморфа, то можно позволить пьющим зелья существенно изменить себя.
Миа была благодарна за свою прошлую дружбу с Нимфадорой Тонкс-Люпин, которая однажды призналась, что метаморфомаги невосприимчивы к оборотному зелью, поскольку они могут менять форму лица и цвет волос по своему желанию. И она ощутила еще большую благодарность, когда обнаружила, что коллекция странных и редких ингредиентов профессора Слизнорта, которая включала волосы гоблинов, оборотней и одного метаморфомага, соперничала с коллекцией профессора Снейпа. Она так же легко могла украсть у одного, как и у другого.
— А ты знаешь, что у большинства метаморфомагов волосы меняют цвет, чтобы передать их настроение? — она посмотрела через стол на Римуса, который улыбался ей, явно впечатленный. — Я почерпнула эту идею из кольца настроения Лили.
— Хорошо, хорошо. Ты очень блестящая и самая умная ведьма на свете, — признал Джеймс, закатывая глаза. — А что означают эти цвета?
— Ну, — весело вмешалась Лили. — Слизеринцы предсказуемы: черный и темно-зеленый показывают гнев и зависть. Они, по-видимому, расстроены тем, что Миа сделала с ними, и завидуют, что они не сделали этого сами. Когтевранцы все темно-синие, что означает, что они забавляются, а пуффендуйцы и большинство гриффиндорцев, похоже, застряли между тревогой, раздражением и счастьем.
— А мы? — Сириус указал на свои светло-голубые волосы.
— О, именно этот оттенок синего — мой любимый, — Миа просияла. — Это значит «удовлетворен».
Лили густо покраснела и, спрятав лицо в ладонях, подавила фырканье.
— Удовлетворен? — Джеймс нервно моргнул, сглотнул и посмотрел на Лили.
— Да. Скажи мне, старший брат, — Миа наклонилась через стол, переплетя пальцы и подперев их подбородком, глядя на Джеймса с лукавым блеском в глазах, — за те полчаса, что ты не спал, что, ради святого, ты мог сделать, чтобы получить такое потрясающее удовлетворение?
Глаза Римуса расширились, он повернулся и прикрыл рот рукой, скрывая смех за громким кашлем. Остальная часть гриффиндорского стола не была столь утонченной с их хохотом и хихиканьем.
Лицо Джеймса тут же стало ярко-красным, и его взгляд задержался на Лили, прежде чем переключить свое внимание на что-то другое.
Сириус быстро сообразил, но, редко чего стыдясь, пожал плечами и посмотрел на Джеймса.
— Ну, я не знаю, чем ты так удовлетворен, но я проснулся и подрочил в душе.
За столом раздался взрыв хохота, и Джеймс медленно закрыл лицо руками и терпеливо ждал, пока смех утихнет. За это время его волосы изменили цвет с ярко-голубого на ярко-красный, чтобы соответствовать его лицу, затем стало немного более темного оттенка бирюзового, указывая на принятие.
В конце концов он улыбнулся сестре и покачал головой.
— Ну? — спросила она.
Джеймс встал и театрально поклонился ей.
— Ты победила.
— А Римус? — ее глаза сузились, когда волосы Джеймса стали более ярко-зелеными, что указывало на беспокойство, в то время как волосы Сириуса стали темно-зелеными. Миа проигнорировала оба меняющихся оттенка.
Джеймс рассмеялся и потянулся через стол, протягивая руку своему другу-оборотню.
— Римус, я надеюсь, ты знаешь, во что ввязываешься, приятель.
Римус моргнул от этого жеста, а затем улыбнулся, взяв его за руку.
Прежде чем отпустить, Джеймс хорошенько потянул и наклонился вперед, прошептав:
— Ты же понимаешь, что если ты причинишь боль или сделаешь что-нибудь непристойное моей сестре, я буду известен как знаменитый Джеймс Поттер — убийца волков, ясно?
— Понял, — твердо кивнул Римус, ухмыляясь.
— Теперь, просто чтобы проверить теорию, — сказал Джеймс, потянувшись за тыквенным соком и наполнив пустые стаканы Римуса и Мии. — Давай. Тебе нужно мое одобрение? Пей, Лунатик.
Римус откашлялся и протянул свой бокал Мии, которая просто покраснела, а затем произнесла тост:
— За нас, я полагаю, — и они выпили сок.
Не прошло и пяти секунд, как их головы приобрели ярко-розовый оттенок. Миа тут же опустила глаза, ее щеки вспыхнули при виде волос Римуса, уже зная, что ее волосы будут такими же. Люпин выглядел смущенным, когда потянулся за ложкой, чтобы посмотреть на свое отражение.
— А что означает розовый? — спросил Джеймс, глядя на Лили.
Радостно улыбаясь двум своим друзьям, Лили ответила:
— Влюблены.
***
26 марта 1975 года
— Ай! Блять!
— Вы все еще слишком концентрируетесь на части преображения и недостаточно на медитативном состоянии, — проинструктировал Римус друзей, пока они сидели на поляне у Запретного леса, где трое почти-анимагов практиковались в своей тренировке.
Сидя на земле, Римус прислонился к большому дереву, его глаза были уставшими, а мышцы болели, поскольку в этот вечер его ожидает полнолуние. Размышления о собственной трансформации не позволяли сочувствовать его друзьям, которые на данный момент испытывали легкое раздражение. Тем не менее, Джеймс отрастил половину рога, которым дважды зацепился за низко висящие ветви деревьев, Сириус застрял с четырьмя большими черными лапами и больше ничего, а Питер смог отрастить хвост и удлиненные зубы, но не сумел вернуться к нормальному состоянию. Их нелепый внешний вид должен был поддерживать Римуса в приподнятом настроении на протяжении всей ночи, но он был более напряжен, чем когда-либо.
— Што шлушилось, Вимус? — Питер невнятно пробормотал сквозь огромные зубы.
— Я все еще ничего не купил Мии на день рождения, — признался Римус. Не в силах даже взглянуть на Питера без смеха, он решил обратиться к другу, который выглядел наименее нелепо, коим являлся Джеймс. — Что мне делать, Сохатый?
Римус и Миа официально стали парой с утра того, что теперь было известно как «Великий радужный взрыв 1974 года».
В конечном счете Миа взяла на себя ответственность за розыгрыш, который принес ей недельное наказание за преображение своих сокурсников, а также дополнительные пятьдесят очков от Флитвика и Слизнорта за впечатляющую работу по изменению зелья с применением чар.
Несколько недель спустя они с Римусом рука об руку отправились в Хогсмид, где он угостил ее сливочным пивом в «Трех метлах», и она щедро одарила его шоколадом от «Сладкого королевства», после чего они перешли к «Томам и свиткам», где часами нетерпеливо копались в старых книгах. Покончив с покупками, они вернулись в замок, остановившись, чтобы смутить Сириуса, который целовался с третьекурсницей-пуффендуйкой на фоне Визжащей хижины «с привидениями», а затем удалились в общую гостиную Гриффиндора, где прижались друг к другу на диване перед камином, читая свои новые книги.
Это были удобные отношения, построенные на дружбе и общих интересах, и большинство ночей были похожи на то первое свидание: Миа прислонилась спиной к груди Римуса, в то время как он обнял ее за плечи, уткнувшись носом в изгиб ее шеи, читая книгу в его руке, когда она закинула ноги на край дивана, спокойно просматривая собственный роман.
Джеймс и Сириус в конце концов устали дразнить пару, хотя Мэри, Лили и Алиса постоянно расспрашивали Мию о более любовных аспектах ее отношений с тихим Мародером. Никаких подробностей никогда не сообщалось, потому что, согласно первоначальным правилам Римуса, касающимся их отношений, никаких подробностей никогда не создавалось. Хотя он оставался непреклонным в том, чтобы они не пересекали никаких границ, где она могла бы заразиться его ликантропией, Римус был в восторге от того, что Миа больше не давала ему то, что она теперь называла соком Настроения, потому что каждое утро он шел бы в Большой зал с ярко-синими волосами. Наличие девушки оставляло его в довольно расстроенном состоянии. Если бы боль не была проблемой, Римус мог бы с нетерпением ждать полнолуния, так как трансформация всегда сжигала лишнюю энергию.
Его друзья, естественно, сделали все намного хуже. Было совершенно невозможно поговорить с Джеймсом, учитывая, что Миа была его сестрой, и она настаивала, чтобы Римус держал Питера подальше от их дел. Оставался только Сириус, который за последние шесть месяцев стал в десять раз хуже в отношении слухов, которые ходили о нем в школе. Блэк почти пришел в себя в начале января, когда появился в общежитии с невероятно виноватым видом.
— Что ты сделал? — немедленно спросил Римус. — И почему я могу чувствовать запах огневиски на всем пути сюда?
— Я облажался, — сказал Сириус, с трудом сглотнув. — Я сильно облажался.
— Бродяга, что ты сделал? — глаза Римуса вспыхнули беспокойством, пока он вставал, чтобы помочь своему пьяному другу добраться до кровати.
— У меня был секс с МакКиннон, — признался Сириус.
— Разве это… не… нормально? — Римус приподнял бровь, поверив большинству перешептываний, которые гуляли по всему Большому залу касаемо ночных занятий Сириуса. Хотя он был совершенно уверен, что его друг не был отцом тайного ребенка МакГонагалл, все остальные слухи никогда не опровергались самим Сириусом.
— Нет, это, черт возьми, ненормально! — крикнул Сириус. — Это было… это было в первый раз. Блять, она будет в ярости.
— Марлин? Почему? Было так плохо? — Римус фыркнул.
Сириус поднял голову и уставился на него.
— Нет, я был чертовски великолепен, спасибо, Лунатик! Но я… я вроде как… бросил ее сразу после этого, — он поморщился, прикрыл лицо, скрывая проступающую стыдливую краску.
Римус покачал головой.
— Ты отвратителен.
— Я знаю! Я даже не о ней беспокоюсь. Не говори Мии, — умолял Сириус. — Она возненавидит меня.
— Почему мою девушку должно волновать, с кем ты трахаешься? — спросил Римус, прищурив глаза, когда на его лице появилась тень ревности.
Сириус откинулся на матрас, жалуясь на свои ошибки.
— Потому что она считает Марлин шлюхой. И я не… Блять, Лунатик, я знаю, что она твоя девушка, но я все равно не хочу, чтобы она смотрела на меня, как все остальные, ладно?
Римус ревновал и злился, но большая часть его понимала. Он был собственником и эгоистом, когда дело касалось Мии, и Римус все еще не понимал, как Сириус мог убежать от нее, когда она явно была так готова открыть ему свое сердце. Но он знал, каково это — смотреть на девушку, думать, что солнце каждый день встает и садится вместе с ней, и что он никогда не будет соответствовать ей.
Внутри него постоянно боролся волк. Тонкий голос в его голове, который время от времени подкрадывался, требовал, чтобы он взял ее, поцеловал, прижал к стене и овладел каждой ее частью. Это был тот самый волк, который при приближении полнолуния то и дело выглядывал и огрызался на нее, когда она говорила или делала что-то, что ему не нравилось. Он постоянно беспокоился, что находится на грани того, чтобы резко испортить отношения с ней.
Поэтому он понимал, что беспокоит Сириуса, и пообещал своему другу, что сохранит его тайну.
Тайна девственности Сириуса — или внезапного ее отсутствия — продлилась недолго, несмотря на все усилия Римуса. Как только последняя черта была пересечена, Сириус отбросил осторожность на ветер, похоронив свои личные проблемы — и себя — внутри любой девушки, которая хотела бы его заполучить.
Когда Миа узнала об этом, она сильно отругала его за неуважение к себе и другим.
Сириус тогда попытался забраться к ней на колени, чтобы она погладила его по голове, — что было невероятно забавно теперь, когда Мародеры знали, какую форму Сириус примет как анимаг, — но Миа оттолкнула парня от себя, к большому удовольствию Римуса.
Они все быстро взрослели, и Сириус отставал.
— Что? — Римус моргнул, возвращаясь к Запретному лесу и трем своим друзьям.
Джеймс откашлялся.
— Я сказал, что ты лучше меня знаешь, что купить Мии.
— У тебя все еще нет подарка для нее? Ты самый худший парень на свете, — Сириус рассмеялся, когда начал копаться в земле своими массивными лапами, и это зрелище заставило Римуса громко рассмеяться.
— Я хотел, но последний поход в Хогсмид был отменен из-за нападения на «Волшебного Нипа».
Это не получило широкой огласки, но на следующее утро после нападения на лавку зеленщика Дамблдора не было за завтраком. По школе ходили слухи, что на магглорожденного, владельца магазина, напали волшебники в темных плащах и масках.
— Я хотел, чтобы этот день рождения был хорошим. У вас будет вечеринка в общей гостиной, а я тем временем застряну в этой чертовой хижине, — с горечью пробормотал Римус, рычание вырвалось из его горла.
— Не повезло, что полнолуние приходится на наш день рождения, — Джеймс нахмурился. — Она поймет.
— Я знаю, от этого еще хуже, — Римус вздохнул. — Я проснусь на следующее утро после того, как не буду присутствовать на ее дне рождения, и вместо того, чтобы мне сделать что-нибудь приятное для нее, она будет в больничном крыле держать меня за руку, пока мадам Помфри пихает мне в горло зелья.
— Ну, я знаю, что это противоречит твоим инстинктам, — предложил Джеймс, — но, может быть, пусть она просто позаботится о тебе.
Римус зарычал на это предложение, и его глаза сверкнули золотом.
— Полегче, Лунатик, — сказал Сириус, умоляюще подняв свои преображенные лапы. — Сохатый прав. Девушка — опекунша, а ты с первого курса не позволяешь ей сделать для тебя что-либо, — он пожал плечами, стряхивая грязь с лап и наблюдая, как они легко превращаются обратно в руки. — Девушки — это все об интимных вещах…
Джеймс прищурился.
— Выбирай выражения.
— Не в этом смысле. Давай, Сохатый, посмотри на Лунатика и скажи мне, что он занимается сексом, — Сириус усмехнулся при этой мысли. — Очевидно, нет. Он выглядит как… как… как ты, — Джеймс бросил в него камень, от которого Сириус быстро увернулся, а затем начал закапывать. — Я имею в виду, девушкам нравятся маленькие моменты, когда ты впускаешь их в свою голову. Показываешь более мягкую сторону и всю такую чушь.
Римус усмехнулся.
— И ты знаешь это по собственному опыту?
— На самом деле, да. Я знаю это, потому что каждая девушка, с которой я когда-либо целовался или трахался, жаловалась на то, что я не занимаюсь всем этим унылым, уязвимым дерьмом. Так что сделай это, и вы отлично поладите.
Джеймс внимательно посмотрел на Римуса.
— Но не слишком.
***
28 марта 1975 года
Проснувшись в больничном крыле на следующее утро после полнолуния, Римус поморщился. Это было особенно плохо. Отсутствие отдыха привело к трансформации и стрессу от беспокойства о дне рождения Мии, Римус преобразился, а затем сразу же выместил свое разочарование на себе. Не помогло и то, что Миа пришла попрощаться с ним, пока Римус направлялся к Гремучей иве, и она обняла его так крепко, что он продолжал чувствовать тепло ее тела до восхода луны.
Люпин не пытался скрыть разочарование собой.
Почувствовав ее рядом, не открывая глаз, он спросил:
— Как прошел твой день рождения?
— Мне было грустно без тебя.
Он открыл глаза и увидел, как она хмуро смотрит на глубокий порез на его правом плече. Миа внимательно посмотрела на него, ее нос подергивался, а руки нервно двигались.
— Мадам Помфри? — позвал Римус.
— Да, дорогой?
— Не обижайтесь, но… не могли бы вы позволить Мии исцелить меня в этот раз? Прошло несколько лет, и я помню, что мне нравилось, как она это делала, — он нахмурился, надеясь не расстроить целительницу, ответственную за его ежемесячное выздоровление.
Мадам Помфри улыбнулась парочке.
— Конечно. Вы не против, мисс Поттер?
— Не против, — тут же ответила Миа. — Ты уверен?
Он кивнул, одарив ее умоляющим взглядом, хотя и подавил в себе первобытное побуждение, говорившее: «Нет! Мы — защитники! Не дай ей увидеть нас слабыми!».
— Я бы предпочел, чтобы это сделала ты. Пожалуйста, Миа?
Она улыбнулась его просьбе и быстро потянулась за палочкой.
— Откатись в сторону.
Пока Миа убирала засохшую кровь с помощью своей палочки, Римус кое-что почувствовал. Боль была не такой сильной, как обычно. Мадам Помфри была эффективной, но недостаточна нежна в действиях из-за нехватки времени. И было что-то еще в магии Мии, что говорило с ним и с его волком.
Когда его рана закрылась, он перевернулся на спину и удовлетворенно улыбнулся, увидев довольное выражение ее лица.
Она посмотрела на него с ухмылкой.
— Это был мой подарок на день рождения?
Римус пожал плечами.
— Идея Джеймса.
— Умный мальчик этот Джеймс Поттер, — она улыбнулась, воспользовавшись моментом, запустив пальцы в волосы Римуса и самодовольно ухмыльнувшись, когда он расслабленно застонал. — Ты мог бы просто взять себя в руки и позволить мне делать это почаще. Я счастлива помочь тебе.
— Мне от этого неловко, — признался Римус, заставляя себя произнести эти слова, чтобы быть честным с ней, каким бы унизительным для мужчины это ни казалось. — Но если это сделает тебя счастливой, — со вздохом смягчился он, — я мог бы научиться время от времени немного баловать тебя.
Римус знал, что Миа хочет большего и, святой Мерлин, он тоже, но не мог пересечь эту границу. Однако здесь, после трансформации, у него было мало энергии, чтобы бороться с ней, и он знал, что она никогда не воспользуется его слабостью, зная, как важно для него, чтобы она всегда была в безопасности.
Она улыбнулась и наклонилась, нежно поцеловав его в щеку.
— Ты делаешь меня счастливой.