Глава 37. Контроль

Ты можешь поцеловать меня под луной,На крыше под самым небом,Поцелуй меня, когда окна открыты,Пока дождь заливает все внутри.(Faith Hill — This kiss)
17 июня 1975 года
— Ты доверяешь мне? — тихо спросила Миа.
На следующей неделе, в понедельник, будет полнолуние, и Римус был немного на взводе. Не помогало и то, что приближались экзамены, и он был полон решимости сдать все предметы и получить значок префекта Гриффиндора. Только Миа знала о его стремлении стать префектом, он признался ей в этом поздно вечером, когда они вдвоем сидели в общей гостиной, пламя мягко мерцало в камине перед ними, он лениво соединил их пальцы одной рукой, а свободной вырисовывал нежные круги на ее плечах.
Римус чувствовал необходимость доказать, что он — настоящий волшебник, ведь без этого мир никогда не увидит его таковым. Миа нахмурилась и попыталась облегчить его недовольство, заставив пообещать, что однажды он станет великим дуэлянтом, способным сражаться со всеми темными волшебниками и даже с такими существами, как дементоры. Люпин посмеивался над ее богатым воображением и настаивал, что был бы счастлив иметь спокойную жизнь после Хогвартса, и, если повезет, с работой. Стать префектом и одним из лучших учеников было его жизненной целью: показать, что быть оборотнем не делает его менее осведомленным в магии.
Он никогда никому не рассказывал о своих тревогах, даже родителям.
Он доверял Мии во всем.
— Конечно, я доверяю тебе, — Римус нервно улыбнулся ей, глядя на протянутый ею кубок в руках. Он вгляделся в вязкую серую жидкость; синий дым зловеще поднимался. Люпин доверял ей, особенно с зельями, но это не исключало, что у нее была парочка коварных козырей в рукаве, а Римус всегда любил быть готовым. Плюс… этот зловещий дым.
— Тогда прими зелье, — попросила она, и он приподнял бровь, увидев искреннее выражение ее лица. — Каждый день в течение недели перед луной.
Римус чуть не отскочил от зелья при упоминании луны, внезапно занервничав еще больше, чем раньше. Одно дело, может быть, подсунуть ему шутливое зелье, которое придаст волосам другой цвет. Было также время, когда она заставляла Мародеров принимать вызывающее смех зелье посреди занятия Трансфигурации, а затем делала ставки на то, кто получит наказание первым (Питер).
Однако принимать зелье, которое, по ее намеку, имело какое-то отношение к луне?
— Миа, я знаю, что ты хороша в зельях, но…
— Римус, пожалуйста.
Он мог видеть слезы, собирающиеся в уголках ее глаз, и этот вид заставил его грудь сжаться. Он не мог вынести, когда она плакала.
— Я знаю, тебе трудно доверять людям, когда дело доходит до твоей ликантропии. Я знаю, что ты изо всех сил стараешься позволить мне помочь тебе.
Римус усмехнулся. Это было еще мягко сказано: с тех пор, как они начали встречаться в начале учебного года, он едва ли позволил ей приходить в больничное крыло. Даже тогда она исцелила его лишь единожды.
— Но я хочу… мне нужно, чтобы ты сделал это для меня. Пожалуйста, прими зелье, — теперь она умоляла его, и что-то в том, как слово «пожалуйста» сорвалось с ее губ, вызвало первобытную вибрацию в груди.
Она снова протянула ему кубок.
— Сегодня вечером, а потом еще раз каждую ночь до луны.
В попытке успокоиться, Римус прикрыл глаза и вдохнул ее запах. Раньше этот аромат приводил его в бешенство, но теперь, когда ему было позволено держать ее за руку, убирать волосы с шеи и вдыхать запах, когда он хотел, это успокаивало его. Помогало и то, что ее запах смешивался с его собственным, и никакого Сириуса там не было. Римус, конечно, солгал бы об этом, если бы она когда-нибудь спросила, но когда Миа крепко обнимала его, он инстинктивно терся своей щекой о ее, отмечая запахом, указывающим, что она принадлежит ему.
— Я доверяю тебе, — сказал он, потянувшись за кубком. Ее глаза так засияли, что радужка сменила цвет с карего на янтарный, что застало его врасплох. Если бы он не знал ее запах так хорошо, то мог бы предположить, что кто-то под Оборотным выдавал себя за Мию, и действие зелья подходит к концу. На всякий случай Римус подождал несколько секунд, внимательно наблюдая за ней.
Ее глаза вернулись к своему обычному шоколадному цвету, и он облегченно вздохнул.
— Спасибо, — она мило улыбнулась и поцеловала его в щеку.
Римус кивнул, качая головой и быстро моргая глазами, задаваясь вопросом, не мерещится ли ему всякое. Он поднес кубок к губам, осушил его одним большим глотком, решив, что если быстро покончит с этим, то у него будет меньше шансов позволить нервам взять верх.
Однако в ту секунду, когда жидкость попала ему в рот, Римус чуть не подавился ею. Запихнув зелье в горло, он поморщился, сглотнул, затем повернулся к Мии, будто она только что ударила его. Он закашлялся, изо всех сил стараясь сдержать рвоту, и отшвырнул кубок подальше от себя.
— Фу, я тебе доверял! Это было как… как… — но не было никакого сравнения.
— Как лизнуть внутреннюю часть сортировочной шляпы? — предложила Миа. Глаза Римуса расширились, и он кивнул. — Да, извини. Кажется, нельзя сделать зелье приятнее. Но ты все равно должен принимать это.
***
24 июня 1975 года
— Где Миа? — крикнул Римус, ворвавшись в почти пустую гостиную Гриффиндора.
Проснувшись в Визжащей хижине после полнолуния, Римус пробрался по туннелю под Гремучей ивой с неслыханной скоростью. Все такой же медлительный и с ломотой в теле, но он не хромал, не истекал кровью и не был на грани потери сознания. Как только мадам Помфри отвернулась, Римус схватил три склянки бодрящего зелья, закидываясь так, будто это были шоты с огневиски, затем он выскочил из лазарета, вопреки инструкциям целительницы.
Этим утром студенты покидали стены Хогвартса на летние каникулы, и он изначально планировал уехать в этот же день с помощью портключа, как только его самочувствие улучшится.
Но это не могло ждать.
— Ну, посмотри на себя, Лунатик, — Сириус ухмыльнулся, спускаясь по лестнице с метлой на плече.
Судя по всему, многие студенты покинули башню Гриффиндора еще рано утром, поскольку чемоданы были упакованы и готовы к отправке, но Джеймс и Сириус упомянули накануне, что им хочется полетать над полем и отпраздновать еще один год победы в Кубке по квиддичу. Хотя Гриффиндор до сих пор не выиграл Кубок факультета, поскольку Джеймс потерял пятьдесят очков после того, как его поймали на приклеивании мышеловок к полу возле гостиной Слизерина.
Сириус положил метлу у подножия лестницы рядом со своим чемоданом, покрытым множеством наклеек и логотипов маггловских групп, которыми он стал одержим за эти годы.
— Уже встал и выглядишь не так дерьмово, как в прошлом месяце. Эй, Сохатый, — крикнул он, поднимаясь по лестнице. — Иди, посмотри на это! Лунатик не выглядит так, будто его недавно вырвало.
Джеймс бросился вниз по лестнице с метлой в руке, мантия свободно болталась поверх его красно-золотой квиддичной футболки, палочка была засунута за ухо.
— Ух ты. Ты выглядишь… — Джеймс замолчал, склонив голову набок и уставившись на Римуса. — Более здоровым, менее вменяемым? Что это у тебя так хвост распушился?
— Я уже так говорил, — пробормотал Сириус Джеймсу.
— Отлично, — фыркнул Джеймс. — Что это ты наступил лапой…
— В лужу? — предложил Сириус.
— Спасибо, мистер Бродяга, — ухмыльнулся Джеймс.
— Всегда пожалуйста, мистер Сохатый.
— Может, вы, два идиота, заткнетесь? — зарычал Римус. — Где Миа?
Сириус надул нижнюю губу.
— Очевидно, ранний Лунатик — колючий Лунатик, Сохатый.
— И впрямь, Бродяга, — проворчал Джеймс, неодобрительно качая головой.
Римус сделал медленный глубокий вдох, не имея терпения для их обычных выходок.
— Скажи мне, где Миа, — медленно начал он, — или я пойду и расскажу Лили, что это ты украл все ее книги и написал в них «Миссис Поттер».
Джеймс насмешливо рассмеялся, с гордой улыбкой закатывая рукав мантии.
— Хорошая попытка, приятель, она уже знает. В доказательство этого у меня есть шрам от ее жгучего проклятия.
Римус зарычал и в отчаянии провел руками по лохматым волосам.
— Почему с вами двумя так трудно?
— Не уверен, — небрежно признался Джеймс. — Может быть, это твоя реакция, если честно. Я чувствую себя очень спровоцированным на необходимость немного поиметь твою голову в данный момент, — он усмехнулся, и Сириус присоединился к нему.
Римус повернулся и зарычал на них, почувствовав, как его глаза вспыхнули золотом.
Они тут же перестали смеяться, хотя ни один из них не выглядел по-настоящему напуганным. Четыре года наблюдения за разными сторонами жизни Римуса заставили его друзей не бояться.
— Ладно, ладно, — уступил Джеймс. — Зачем тебе нужно видеть мою сестру?
— Она поила меня зельем на протяжении недели, — признался Римус, пытаясь успокоиться.
— Каким зельем? — спросил Сириус.
Римус вздохнул.
— Я не уверен. Она не сказала мне, как оно называется.
— Ты взял зелье от своей девушки, не узнав, как оно называется? — Сириус уставился на него.
Римус отказался смотреть ему в глаза.
— Знаю, знаю.
— А еще лучше, ты взял зелье у Мии, ничего об этом не узнав? — в ужасе спросил Джеймс. Рычащий оборотень? Без проблем. Потенциально отравляющая сестра? Будь настороже. — Ты помнишь «Великий радужный взрыв 1974 года»?
— Или вызывающее смех зелье, которое она заставила нас выпить? — вмешался Сириус.
— Или взрывающееся зелье, которое она спустила в туалет для девочек на втором этаже?
— Практически уверен, что это были мы, приятель, — задумчиво сказал Сириус.
— О, да, — кивнул Джеймс с ностальгической улыбкой. — А как насчет зелья болтливости, которое она подсунула Питеру прошлой весной? Ему все еще нельзя подходить ближе чем на три метра к столу Пуффендуя.
— Или в туалет префектов, — продолжил Сириус.
— Помнишь, как Макдональд ударила его по лицу?
— Выбила ему один зуб, — рассмеялся Сириус при этом воспоминании. — Помнишь, как мы сказали ему, что можем исправить это с помощью заклинания приклеивания, Сохатый?
— Но мы вставили его задом наперед! — сказали они одновременно, опираясь друг на друга и разражаясь смехом.
— Эй! — крикнул Римус. — Можем ли мы позже вспомнить о страданиях Питера? Проклятое зелье, которое она дала мне… оно удерживало меня там!
Сириус растерянно моргнул.
— Где удерживало?
— Удерживало меня… — Римус вздохнул и рухнул на большой диван; он повсюду чувствовал ее запах. — Это удерживало меня в настоящем. Я был там, контролировал ситуацию. По большей части.
— Я не понимаю, — сказал Джеймс, подходя и садясь рядом с ним. Сириус прислонился к пустому камину, сложив руки на груди и скрестив лодыжки.
— Во время превращения, я становлюсь волком, — объяснил Римус. — Волк полностью берет верх. Я все еще там, но это все равно, что наблюдать из-за кулис, как кто-то другой контролирует мое тело. Каждый месяц я почти ничего не помню, потому что это похоже на то, будто меня и вовсе там не было, но прошлой ночью я присутствовал.
Он посмотрел на своих друзей, которые глядели на него широко раскрытыми, заинтересованными глазами.
— Прошлая ночь была… — голос Римуса затих, когда он вспомнил.
Его, как обычно, отвели к Гремучей иве, и, обернувшись, он увидел, что Миа улыбается ему с порога замка, в ее глазах была надежда, которая заставила Римуса нервничать. До конца недели она так и не обмолвилась и словом о зелье, но все равно заставляла пить эту гадость каждый день, вплоть до полнолуния, включая ту ночь.
Проскользнув под ивой, Римус с трудом добрался до Визжащей хижины. Оказавшись там, он погрузился в свою обычную рутину: разделся и стал медленно и глубоко дышать, когда луна начала подниматься.
Кожа сильно зудела, и ему казалось, что нужно почесать ее до самых костей. По телу разлился жар, Римус почувствовал, как кровь побежала по венам, пульсируя до тех пор, пока не затопила его голову, опрокидывая на пол, колени подогнулись, и началось превращение. Боль. Всегда боль. Мучительная боль при смещении костей, их удлинении, пока некоторые из них не сломались, чтобы вскоре заново зажить на месте. Мышцы рвались, приспосабливались и восстанавливались, а кожа на спине разрывалась, приноравливаясь к его вторичной форме. Одновременно мягкий и грубый мех пробивался сквозь кожу, и его лицо вытянулось в морду, в то же время руки тяжело опустились на пол, превращаясь в большие лапы.
Обычно волк взял бы верх, ища выход, ища что-то, что можно убить, что-то, что можно разорвать, и, в последнее время, что-то, что можно взять, потребовать, трахнуть.
Разумеется, в запертой Визжащей хижине не было ничего и никого, и в этот момент волк обращал свое разочарование на себя. На протяжении многих лет было ужасно наблюдать из-за глаз существа, как меняются его желания. Это была одна из причин, по которой Римус настоял на том, чтобы не слишком сближаться с Мией. Он беспокоился, что однажды волк полностью возьмет верх, и Римус ничего не сможет сделать, чтобы помешать ему причинить ей боль.
Но прошлой ночью… волк был позади, а Римус впереди.
Он сидел в хижине, нюхая воздух и оглядываясь по сторонам, ожидая, что волк начнет сердито рвать его собственную плоть, когда попытки сбежать не увенчаются успехом, но ничего не произошло. Римус встал на задние лапы, потянулся, чтобы посмотреть сквозь щели в заколоченном окне, откуда он смотрел на луну, все еще зовущую, но уже не доминирующую над ним.
— Ситуация была полностью под моим контролем, — тихо и благоговейно признался Римус. — То есть, да, я превратился и все было как обычно, но это было так, будто я мог видеть своими глазами и двигаться сознательно.
— Мерлин, — прошептал Джеймс, потрясенный этим открытием. — И Миа…
— Мне нужно знать, где она, Сохатый, — сказал Римус, в отчаянии глядя на своего друга.
— Она рано ушла с Эванс на поезд, — немедленно ответил Джеймс. — Мы задержались, чтобы дождаться тебя.
— Ну, теперь я здесь, — Римус вскочил с дивана и быстро направился к портретному отверстию. — Пойдемте!
***
Лили помогала некоторым из первокурсников с их багажом, намеренно пытаясь привлечь внимание нынешних префектов и старост мальчиков и девочек, будто их мнение имело значение для того, кто станет префектами в следующем году.
Миа тем временем перевела взгляд за горизонт на замок вдалеке, прикусив губу и нервно думая о Римусе, молясь Мерлину, чтобы она не испортила зелье. Девушка боялась, что что-то пошло не так, и он будет в ярости на нее за то, что она вмешалась во что-то настолько чувствительное.
Пытаясь отвлечься от своих мыслей, Миа помогла второкурснику Пуффендуя попытаться загнать сову обратно в клетку.
— Миа, кажется, ты сказала, что Римус сегодня неважно себя чувствует? — спросила Лили.
— Что? — Миа моргнула, глядя на Лили. — Ему нездоровится. Последнее, что я слышала, он был в больничном крыле.
Лили указала за спину Мии.
— Ну, он не выглядит очень больным. Он бежит к нам.
— Что? — Миа ахнула и быстро обернулась.
Лили была права: Римус бежал на всех парах. Джеймс и Сириус плелись позади, не в силах поспевать за ним, несмотря на то, что было всего несколько часов после луны.
Глаза Мии расширились при виде его хорошего самочувствия, и она задалась вопросом, что, черт возьми, сделала с зельем, чтобы получить такие результаты. Волчий аконит никогда не делал ничего подобного с будущим Римусом, по крайней мере, она не знала об этом.
Он продолжал мчаться вперед, не сводя с нее глаз, и Миа нервно сглотнула, когда Римус, тяжело дыша и с испариной на лбу, сократил расстояние между ними. Должно быть, он бежал всю дорогу от замка.
Она боялась, что он накричит на нее, назовет всезнайкой или попросит впредь не лезть не в свое дело. Она боялась, что он скажет, что больше не может ей доверять, разобьет ей сердце и скажет, как она смеет совать свой нос туда, где ему не место.
— Римус, я могу объяснить… — начала она, но он проглотил остальную часть предложения, когда прижался губами к ее губам в сокрушительном поцелуе.
Он не ждал терпеливо, молча прося разрешения, как Сириус. Римус немедленно воспользовался тем, как губы Мии приоткрылись в потрясенном вздохе, и жадно вторгся, стонал и рычал у ее губ, и звуки вибрировали в ее горле, щекоча. Холодная дрожь быстро превратилась в горячие волны, которые прокатились по всему ее телу.
Его поцелуй был похож на бросание камня в Черное озеро: глубокое погружение в центре, а затем наблюдение за тем, как эффект распространяется наружу, достигая берега из песка и камней, так же, как его поцелуй достиг ее пальцев ног.
Сначала она едва могла расслышать свист и радостные возгласы окружающих их студентов, и после того, как ее слух полностью вернулся к ней, Миа покраснела, осознав, где они находятся. Она хватала ртом воздух в тот момент, когда Римус остановился, но он не стал отстраняться, лишь прижался лбом к ее лбу и пристально глядел ей в глаза.
— Я люблю тебя, — сказал он, прежде чем она успела отдышаться.
Ее сердце наполнилось от этих слов, и ей пришлось сморгнуть слезы, выступившие на глазах, чтобы убедиться, что перед ней действительно стоит он. Она протянула руки и коснулась его заросших щетиной щек, наслаждаясь внезапным ощущением его рук, зарывшихся в ее густые волосы.
Это и вправду был Римус.
И Римус поцеловал ее.
И Римус любил ее.
— Ты великолепна, чудесна и абсолютно совершенна, маленькая ведьма, — Римус широко улыбнулся, его глаза сверкнули золотом. — И я люблю тебя.
Ее голос дрожал, когда она тихо спросила:
— Это сработало?
Римус рассмеялся и снова поцеловал ее, на этот раз менее отчаянно и голодно, но она чувствовала его улыбку на своих губах. Миа ничуть не удивилась и не смогла сдержать ответной улыбки, когда поняла, что он на вкус, как шоколад. Он поднял ее на руки и радостно закружил, а она в ответ рассмеялась.
— Гм!
Римус и Миа оторвались друг от друга и, покраснев, повернулись к приближающемуся Джеймсу.
— Долго же ты думал, Лунатик! — крикнул Сириус у него за спиной.
— Лили, — Римус повернулся и умоляюще посмотрел на свою подругу. — Я бы никогда ни при каких других обстоятельствах не попросил тебя об этом, но…
— О, — Лили нахмурилась. — Ты хочешь, чтобы я отвлекла Поттера, не так ли? Хорошо, но я не могу гарантировать, что он будет возвращен со всеми имеющимися принадлежностями, — она взмахнула палочкой для большей выразительности, протискиваясь между Римусом и Мией, чтобы предстать перед Джеймсом, который почти пропустил ее, пока смотрел на свою сестру и друга.
— Поттер? Мог бы… мог бы ты… о, боже. Мог бы ты посидеть со мной в купе? — голос Лили был напряжен, ее слова звучали так, словно их проталкивали сквозь стиснутые зубы. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты объяснил мне, что такое квиддич.
Без прелюдии Джеймс опустился на колени, глядя на нее с глубоким восхищением.
— Я так и знал! Я знал, что если буду продолжать в том же духе, ты поймешь, как сильно любишь меня!
— Заткнись, чертов придурок! Я не люблю тебя!
— Выходи за меня замуж! — взмолился Джеймс, широко раскинув руки, будто он ожидал, что она добровольно упадет к нему в объятия.
— Этот день становится все лучше и лучше, — вслух заметил Сириус с по-настоящему довольным выражением лица.
Лили повернулась и посмотрела на Римуса, который уже был на полпути к поезду, крепко сжимая руку Мии. Они оба одарили Лили извиняющейся улыбкой, молча заявив, что в долгу перед ней. Она кивнула в ответ, по-видимому, подсчитывая огромный интерес, который мгновенно накапливался на этой услуге для ее друзей.
***
Римус бросился в центр поезда, направляясь к последнему купе, обычно предназначенному для Мародеров. Хотя у них не было реальных прав на купе, оно всегда было пустым после того, как Сириус пустил слух, что мальчики наложили на купе сглаз прыщей, которое будет нацелено на любого, кто войдет в него без разрешения Мародеров.
Пара вошла и обнаружила, что Питер уже сидит там.
— Эй, Римус, я не думал, что ты будешь…
— Убирайся.
Глаза Питера расширились, и он моментально отреагировал, встав и направившись к двери, все это время не сводя глаз с Римуса.
Римус прервался на несколько мгновений и вздохнул:
— Просто дай нам полчаса, приятель, — сказал он немного смягченным тоном.
— Час, — поправила Миа.
Римус немедленно отреагировал, ухмыльнувшись.
— Час.
Питер покраснел и быстро отвернулся, закрыв за собой дверь.
Как только он ушел, Римус повернулся, обхватил ладонью щеку Мии и приблизил свои губы к ее губам, нежно и сладко целуя, пытаясь выразить свою благодарность без слов. Ее зелье помогало ему бодрствовать, быть живым и держать себя в руках в первое полнолуние с тех пор, как ему исполнилось четыре года. Он провел ночь в тишине без необходимости выть или хныкать. Он хотел спать, но не мог. Наконец-то он смог ощутить свою волчью форму с целью и контролем. Именно там, в хижине, купаясь в лунном свете, Римус понял, что должен поцеловать ее, даже если это было всего один раз.
Но поцелуи с ней вызывали привыкание. Она заставляла его чувствовать себя волшебником, человеком, мужчиной.
Волк все еще оставался на заднем плане его сознания, побуждая крепче сжать ее, прижать сильнее, ближе, — Сожрать ее! — но Римус сдержался. Он был больше человеком, чем волком, и она доказала ему это. Римус, однако, заскулил, когда Миа на мгновение отстранилась от него, но она улыбнулась его жалобе, а затем направила свою палочку на дверь.
— Муффлиато, Коллопортус! — сказала она, а затем закрыла шторы.
Римус с трудом сглотнул и от заглушающего и от запирающего заклинаний.
— Ты думаешь, Лили сможет отвлечь Джеймса? — спросила Миа, ее щеки порозовели.
— Он сделал ей предложение в присутствии по меньшей мере пятидесяти других студентов. Думаю, она продержится минут десять, — честно признался Римус. Сказать Питеру, чтобы он ушел на час, было очень оптимистично и невероятно нереалистично.
— Десять минут, — Миа кивнула и прижала руки к его груди, позволяя сиденью позади него согнуть колени вперед, усаживая Айф_ридом_су парня, и Римус потянул ее за собой, нежно поймав в свои объятия, ее ноги обхватили его бедра.
Римус ухмыльнулся и наклонился, прижимая мягкий и многозначительный поцелуй к ее губам.
Он покрывал ее подбородок нежными и сладкими поцелуями, постепенно спускаясь к точке пульса, где Римус на мгновение замер, пытаясь бороться с собой, но в итоге уступил потребности пососать ее кожу. Он был нежен, целуя в шею, позволяя своему языку задержаться на коже и впервые пробуя ее на вкус. Он издал глубокий рык, который загрохотал в его груди, а затем застонал, когда мяукающий звук сорвался с ее распухших и приоткрытых губ. Его руки блуждали по ее спине, крепче прижимая к себе, затем он провел губами по ключице, а голос в его сознании убеждал: «Продолжай. Больше. Наша».
Однако этот голос был заглушен, когда Миа наклонилась ближе, коснулась губами его уха и прошептала:
— Я люблю тебя.
Когда до него дошло признание, он замер, смутно припоминая, что говорил ей то же самое прямо перед поездом, сразу после того, как поцеловал ее. Римус не ожидал, что произнесет это вслух, но слова сами вырвались. Он, конечно, не ожидал, что она ответит на его чувства, и теперь, когда Миа это сделала, Римус откинулся на спинку сиденья, глядя на нее в шоке и благоговении, часть него ждала, что она возьмет свои слова обратно и немедленно извинится.
Она этого не сделала.
Она улыбнулась ему, коснулась его лица и посмотрела в глаза, будто он стоил больше, чем все золото, которое у нее было в Гринготтсе — будучи Поттером, наверняка, там было чертовски много. Миа смотрела на него так, будто Римус чего-то стоил, словно он вдруг каким-то чудесным образом стал достоин ее.
Он ничего не сказал, только поцеловал еще раз, целомудренно, и уткнулся носом в ее шею, медленно выдыхая, чтобы успокоиться.
— Ты в порядке? — прошептала она.
Римус улыбнулся и отстранился, целуя ее в лоб.
— Я не думаю, что когда-либо в своей жизни чувствовал себя более хорошо, — тихо ответил он, нежно поглаживая ее щеку большим пальцем. — Ты все переворачиваешь вверх дном. У меня никогда не должно было быть друзей. Ты изменила это. Я никогда не должен был быть близок с кем-то. Никогда не должен был быть в полном сознании и контролировать себя под луной. Никто никогда не должен был…
— Я люблю тебя, Римус. Ты так сильно должен быть любим.
Он нежно прижался лбом к ее лбу и закрыл глаза, сосредоточившись на этом моменте и заморозив его где-то в глубине своей памяти, чтобы он мог снова вспомнить его во время стресса и печали.
— Ты все изменила, Миа.
Он почувствовал, как она напряглась от его слов, и услышал ее резкий вздох. Глаза Римуса открылись, и он увидел, что Миа смотрит на него сверху вниз, словно в поисках чего-то особенного, скрытого в нем.
— В чем дело? Что случилось? — она отчаянно замотала головой, выглядя так, будто готова была заплакать в любой момент. — Миа? Я сделал что-то не так? — он уже начал паниковать, но облегченно вздохнул, когда она снова покачала головой и улыбнулась, хотя в ее глазах все еще стояли слезы.
— Я ничего не изменила. Ты не можешь изменить то, чему суждено случиться, — она начала терзать нижнюю губу зубами. — Я просто делаю то, что должна, Римус. Я должна наслаждаться своей жизнью. Мне очень повезло, что ты — большая часть этой жизни.
Она выглядела так, словно что-то скрывала, когда нежно убрала волосы с его лба и прошептала:
— Пожалуйста, всегда будь частью моей жизни.
— Уже расстаешься со мной? — он шутил, но часть его была в ужасе. — Неужели я так плохо целуюсь?
Миа откинула голову назад и рассмеялась.
— Римус, ты так хорошо целуешься, что я, наверное, могла бы целовать тебя следующие тридцать лет, но в конце концов это стало бы неловко. Я просто говорю… мы никогда не знаем, что ждет нас в будущем, и я хочу убедиться, что, несмотря ни на что, ты всегда будешь в моей жизни. Мой лучший друг.
— Значит, ты не расстаешься со мной? — спросил он, на этот раз серьезно.
— Нет, глупый! Я просто хочу, чтобы ты знал, что я чувствую к тебе, что я люблю тебя… и это выходит за рамки наших отношений. Ты — часть меня, и это началось давным-давно, задолго до того, как я встретила тебя в этом поезде, — призналась она, наклоняясь и слегка касаясь губами его губ.
— Обещаю. Навсегда в твоей жизни.
Она испустила долгий вздох облегчения.
— Теперь, когда мы не расстаемся, — заметил Римус со смешком, — мне нужно прилечь.
Миа удивленно приподняла бровь.
— Моих губ слишком много для тебя?
— Твои губы — это очень много, и я с нетерпением жду возможности исследовать их. К сожалению, полнолуние было прошлой ночью, — напомнил он ей, снимая ее с колен, а затем откидываясь назад, чтобы лечь на скамейку. — Мне нужно, по крайней мере, еще шесть часов сна.
— Я хотела спросить об этом, — с любопытством сказала Миа. — Зелье должно было держать тебя в сознании и под контролем, но ты выглядишь или, по крайней мере, до сих пор, так, будто ничего не произошло.
— О, я думаю, твое зелье сделало то, что должно было, — признался он, зевая. — Но сегодня мне нужно было увидеть тебя, поэтому я улизнул из лазарета после того, как выпил три склянки бодрящего зелья.
— Три?! — она моргнула, глядя на него широко раскрытыми глазами, когда он отключился. — Римус Люпин! — но парень только тихо похрапывал в ответ. Она разочарованно вздохнула, планируя позже отругать его за самолечение.
В этот момент раздался громкий стук в дверь, и Миа закатила глаза и направила на нее свою палочку.
— Фините Инкантатем!
Джеймс первым ворвался в купе с опасным выражением в глазах, волосы встали дыбом больше, чем обычно, словно его недавно ударило током.
Миа уставилась на него, когда он вошел.
Сириус следовал за ним, ухмыляясь лежащему на спине Римусу.
— Ты измотала его, котенок?
Джеймс ударил его, а затем перевел взгляд на Мию.
— Что здесь произошло?
— Что случилось с твоими волосами? — возразила Миа, приподняв бровь.
Сириус откашлялся, сдерживая очередной смешок.
— Скажем так, Эванс потребуется некоторое время, чтобы обдумать предложение Сохатого о браке.