Сердце бьется так быстро,Ожидания и обещания,Как же набраться смелости?Как же мне любить, если я боюсь упасть?(Christina Perri — A Thousand Years)
19 декабря 1975 года
— Что ты хочешь на Рождество? — Римус простонал вопрос в подушку, пока Миа разминала мышцы его спины. Он был очень измучен и истощен. Приближалось время ужина, и парень провел весь день в постели, пока восстанавливался.
Миа была почти так же измучена, помогая ему с выздоровлением. Однако ее боль гораздо приятнее, чем его.
Прошлой ночью он встретил троих Мародеров и Мию в Визжащей хижине. Джеймс и Сириус предложили выпустить Лунатика немного побегать по лесу, но Римус настаивал на том, чтобы они держали его как следует взаперти, пока он не почувствует полный контроль, что, по признанию самого Люпина, никогда не произойдет. Выпитое в течение недели зелье волчьего аконита помогло ему сохранить контроль над собой. Присутствие четырех друзей-анимагов рядом с ним во время полнолуния успокаивало его.
Миа подозревала, что как только Римус покинул больничное крыло и увидел ожидающую его в постели обнаженную девушку, могло стоить того, чтобы выдержать полнолуние.
Хотя они положили конец своим официальным отношениям в ту ночь, когда отдали друг другу девственность, Римус и Миа никому не сказали об этом. Безусловно, это облегчало ситуацию, когда их иногда ловили целующимися на диване в общей гостиной, пустых классах или темных коридорах.
Несмотря на то, что они знали, что их истории заканчивались разными людьми, Миа и Римус нашли безопасное утешение друг в друге. Он использовал ее во время своих более агрессивных моментов при приближении полнолуния, позволяя ей немного измотать себя, что, по его признанию, помогало контролировать характер Лунатика. Она использовала его, чтобы выполнить самое важное правило в руководстве, которое его старшее «я» оставило для нее: наслаждаться жизнью.
В дни перед полнолунием любой, кто обыскивал темные альковы замка, находил Мию, плотно прижатую к какой-нибудь шероховатой поверхности, пока она уговаривала зверя Римуса выйти наружу, покусывая его губы и шею и грубо дергая за волосы; с рычанием в горле он входил в нее, глаза отливали золотым цветом, когда она стонала «сильнее» в раковину его уха.
Он до сих пор не отпустил контроль, и Миа почти желала, чтобы Римус сделал это. Его агрессивная сторона становилась подчиняющей, и она чувствовала себя виноватой, что он будет полон тревожности и беспокойства после более тяжелых моментов, которые они разделили вместе — Римус мог нервничать, что ненароком причинил ей боль. Миа не осмеливалась сказать ему, как ей это нравится.
Утро, последовавшее за полнолунием, было днем выздоровления. После своих зелий и исцеления в лазарете Римус возвращался в общежитие, ссылаясь на необходимость поспать. Его понимающие друзья, которые отсыпались в утренние часы, освобождали комнату, давая возможность восстановить силы. В тот момент, когда Джеймс, Сириус и Питер отправлялись на поле для квиддича, Миа проскальзывала вверх по лестнице в кровать Римуса, после чего они задергивали занавески и накладывали сильнейшие из заглушающих и запирающих заклинаний.
Они лениво занимались любовью под удобными чистыми простынями. Она проводила руками по линиям его шрамов, целуя новые царапины, и они засыпали в объятиях друг друга, шепча «я люблю тебя».
Римус и Миа были идеальной защитой друг для друга, обладая способностью выражать и чувствовать любовь таким образом, чтобы не разбивать сердца. Ему не нужно было оставаться одному, пока он десятилетиями ждет внезапного появления пары в его жизни. Ей не нужно было заставлять себя думать о своей связи с Сириусом и о будущем, где, как она знала, он ждет ее — на следующий день после ее девятнадцатого дня рождения.
Они могли бы использовать друг друга, чтобы избежать своего будущего, связанного с другими людьми.
Они хорошо использовали друг друга.
И часто.
— Ты все еще не купил мне подарок?
Она сидела верхом на голых ногах Римуса, двигая руками вниз к напряженным мышцам нижней части спины, все еще болевшим после трансформации прошлой ночью. Его кожа была усеяна различными шрамами, которые она находила удивительно красивыми, словно они рассказывали историю личности Римуса. Она наклонилась и нежно прижалась губами к каждому из них.
Под ней Римус удовлетворенно вздохнул.
— У меня не было возможности пройтись по магазинам. Придется сходить в Косой переулок как-нибудь перед Рождеством. Так, — предложил он со смешком, — если только ты не хочешь, чтобы твой подарок был повторением сегодняшнего дня.
Она попыталась сдержать дрожь, прошедшую по ее телу. Тон голоса и уверенность, которые он использовал при флирте наедине, заставляли ее мышцы сжаться, а нервы вспыхнуть, подобно фейерверку. Помимо того, что она спасала свою жизнь во время войны, Миа никогда не была одной из тех, кто регулярно занимался спортом, но теперь Римус творил с ней чудеса, когда дело доходило до работы в поте лица.
— Вряд ли я смогу открыть такое перед родителями и братом рождественским утром.
— Ты хочешь чего-нибудь… от «парня»? Мы никому не говорили. Я не хочу, чтобы твои родители плохо думали обо мне, если я буду настолько невнимателен, что куплю тебе что-нибудь нелепое, например, конфеты.
Миа пожала плечами, впиваясь в особенно жесткий узел, который заставил Римуса зашипеть, а затем застонать, когда блок снялся.
— Ты не мой парень и не обязан делать ничего подобного. То, что мы не опубликовали статью в «Пророке», объявляющую о нашем «жарком разрыве», не означает, что мы скрываем наше внезапное отсутствие отношений.
Он перевернулся и посмотрел на нее. Несмотря на отсутствие одежды, Римус не отрывал взгляда от ее лица.
— Разве все не так?
Она нахмурилась, неловко ковыряя ноготь большого пальца, пока он не взял ее руки, чтобы остановить беспокойство.
— Не совсем. Я имею в виду, мы не исправляем людей, когда они предполагают, что мы все еще вместе, но…
— Я думаю, ты боишься, — сказал Римус. — Ты беспокоишься, что если мы начнем говорить людям, что мы не вместе, они…
— Узнают, что мы все еще трахаемся, и подумают, что я какая-то распутная девица? — спросила она насмешливым тоном.
Римус усмехнулся, целуя ее пальцы.
— Нет. Я думаю, ты боишься, что как только Сириус узнает, что мы не вместе, он будет вынужден принять решение касательно тебя, и независимо от того, какой выбор он сделает, это пугает тебя.
Миа посмотрела на него так, словно обвинение в том, что она боится, было самым ужасным предположением, которое он когда-либо мог ей сказать.
— Я гриффиндорка.
— Ты сказала мне, что сортировочная шляпа хотела отправить тебя в Слизерин, — бросил ей вызов Римус.
— Эта дурацкая шляпа просто пыталась меня разозлить, — прорычала она. — Это к делу не относится. Я не боюсь Сириуса.
Чтобы попытаться сменить тему, Миа поддалась к нему бедрами и усмехнулась, когда Римус издал низкий стон. Она чувствовала, как он шевелится ай_free_dom под ней, и ухмыльнулась тому, что смогла заставить его замолчать таким простым действием.
— Нет, ты влюблена в Сириуса, — возразил он.
Миа вздохнула; возможно, у нее не было таланта затыкать рот Римусу.
Он выглядел так, словно пытался побороть желание овладеть ею так скоро. Его лицо выражало суровую сосредоточенность, но она чувствовала, как он снова становится твердым под ней.
— Ты боишься, что он узнает, что мы не вместе, и не скажет тебе, что тоже любит тебя, — она стиснула зубы и попыталась скрыть выражение лица, стараясь не показать ему, как сильно его слова подействовали на нее. — И он, вероятно, не станет отвечать, потому что так же напуган, как и ты.
— Я уверена, что мы взяли за правило не говорить о Сириусе, пока мы голые, — твердо сказала Миа, и Римус закатил глаза.
— Я занимаюсь с тобой сексом, чтобы выплеснуть сдерживаемую агрессию. Ты занимаешься со мной сексом, потому что скрываешься, — обвинил он ее.
Она уставилась на него, открыв рот от шока.
— Я занимаюсь с тобой сексом, потому что люблю тебя.
— И я люблю тебя, но ты знаешь, что все по-другому. На месте Сириуса все было бы по-другому.
— Ревнуешь? — поддразнила она, пытаясь ослабить напряжение и надежно похоронить свои растущие страхи неполноценности и отвержения, которые Сириус, как правило, вызывал в ней.
Римус рассмеялся.
— Вряд ли. Я тот, на ком ты сверху, не так ли?
— А что, если это вдруг окажется Сириус? — спросила она его в упор. Часть ее беспокоилась, что Римус был не совсем честен с ней. Это было их безопасное место, здесь, в объятиях друг друга, и она знала, что Римус будет одинок в течение многих лет. Часть ее не хотела продолжать что–либо с Сириусом, потому что ей не хотелось оставлять Римуса одного. Она не хотела, чтобы ее друг — ее сердце — оставался в одиночестве.
— Я буду рад за тебя, — пообещал он, и она нахмурилась, увидев искренность в его глазах. — Я бы наблюдал за ним, чтобы убедиться, что он не облажался. Твое счастье принесло бы мне счастье.
Она нахмурилась еще сильнее.
— Ты будешь один.
— Не то чтобы нашему совместному времяпрепровождению не хватало чего-нибудь, ну, сногсшибательного, но я же умудрялся уживаться, прежде чем мы начали трахаться.
Миа ухмыльнулась ему, на удивление заметив уверенность в лице Римуса, который еще два месяца назад покраснел бы от этого разговора. Однако мысли о Сириусе отвлекли его от веселья.
— Он ранен.
Она отвела взгляд от Римуса и вздохнула, ненавидя то, как легко он смог ее прочитать. Когда два друга, ставшие возлюбленными, поддавались страсти, было полезно, что он так хорошо знал ее. Римус обращал пристальное внимание на то, как затуманивались ее глаза, как срывался малейший вздох с уголка губ или слабо подергивался нос. Впоследствии, когда Миа чувствовала себя уязвимой и незащищенной, Римус видел ее насквозь и выносил все на поверхность, побуждая девушку заняться своими проблемами.
— Как и ты, — Римус взял Мию за руку и потянул на себя, пока она не опустилась ему на грудь, после чего он обнял ее, прижимая к своему телу. — Я не знаю, почему или что ты всегда скрываешь, но я вижу это, чувствую это.
— Я не знаю, как вести себя с ним в этом возрасте, — призналась она, надеясь сменить тему разговора с ее собственных ран — ран, которые он, очевидно, мог видеть — на Сириуса. Миа беспокоилась, что произойдет, когда шрамы прошлого начнут буквально преследовать ее. Как она объяснит шрамы, особенно Римусу, который видел всю ее совершенную, безупречную плоть?
— Вы одного возраста, — заметил Римус.
— Вовсе нет, ты сам так сказал. Мы с тобой разные. Сириус сейчас… ребенок. Он избалован и думает, что ему все сойдет с рук. Он дуется, когда не получает всего, чего хочет, и отказывается говорить мне или кому-либо о своих проблемах. Я никогда не смогу быть близка с ним, не сейчас, не так, как… — она села и указала на небольшое пространство между ними. — Не так.
— Ты знаешь, в чем твоя проблема? — спросил Римус, проводя пальцами по ее бедрам. — Ты пытаешься все исправить с первой попытки. Ты так блестяще владеешь Чарами, что можешь изменить их, чтобы создать свои собственные. Ты с легкостью варишь зелье волчьего аконита, и, судя по тому, что ты мне о нем рассказала, одна ошибка, и я буду тем, кто пострадает. Ты стала анимагом за шесть месяцев, в то время как Сириусу, Джеймсу и Питеру потребовалось три года. Не говоря уже о том, что для чистокровной, которая никогда не изучала магглов, ты поразительно осведомлена о вещах, о которых даже я не знаю, а у меня мать-маггл. Для тебя все легко.
Она закатила глаза.
— Ты хочешь сказать, что с Сириусом будет нелегко?
Римус усмехнулся.
— Чтобы лечь в постель? Тебе едва пришлось бы моргнуть, глядя на него. Но прорваться сквозь защитные барьеры, которые он воздвигает вокруг себя? Это может занять годы. Кроме того, тебе не нравится, что он не открывается тебе — и это не так просто, как магия.
— Не все дается мне легко, — она надулась, споря с ним, чтобы избежать реальной проблемы. — Я не умею летать.
— Тогда, может, тебе стоит бросить себе вызов?
***
24 декабря 1975 года
Все встретили Сочельник в прекрасном расположении духа. Карлус и Дорея украсили весь дом, к большому неудовольствию Тилли, которая хотела заняться этим сама. Джеймс и Миа были счастливы вернуться домой из Хогвартса и наслаждаться обществом семьи и друзей; Сириус стал практически постоянным гостем, кроме того Люпины тоже присоединились к празднеству, чтобы провести время с несколькими друзьями, оставшимися у них в волшебном мире.
Вокруг самой большой рождественской елки во всем поместье происходил обмен подарками, на лице каждого красовалась яркая улыбка. Карлус и Дорея, как обычно, души не чаяли в детях, а также в своих гостях, которые — за исключением Сириуса — боролись с вручаемыми им щедрыми подарками.
К концу вечера у Римуса было больше шоколада, чем он мог унести, поэтому получилось удобно, что подарком от Мии стала новая школьная сумка с чарами незримого расширения. Подарком Римуса Мии было красивое перо феникса и новые свитки пергамента.
Как обычно, Джеймс и Сириус получили новые наборы для обслуживания метел. Джеймс трансфигурировал галлеон для связи с П. З., который Миа создала с помощью Протеевых чар, в ожерелье для нее, и она, в свою очередь, в качестве подарка предложила ему научить ее летать.
Сириус тоже подарил Мии украшение в виде разномастных сережек: слева — силуэт кошки из чистого серебра с выгравированным на нем словом «котенок», справа — золотое изображение лисы. Миа преподнесла ему подарок собственного творения: простую, но красивую серебряную цепочку, которая была зачарована как аварийный портключ.
— Прикоснись к нему и скажи «Портус», — проинструктировала она, — и он вернет тебя прямо сюда.
Она знала, что у Сириуса были проблемы с семьей. После их встречи с Беллатрисой на свадьбе Нарциссы Миа поняла, что в какой–то момент в будущем Сириусу понадобится безопасный побег. Она нахмурилась при мысли, что он мог использовать этот подарок, находясь в Азкабане.
Сириус мягко улыбнулся ей.
— Это прекрасно. Я буду всегда носить ее, — пообещал он и надел цепочку на шею. — Если это для чрезвычайных ситуаций, что, если у меня нет палочки, чтобы активировать заклинание?
— Как ты думаешь, над чем мы будем работать в П. З., когда вернемся в школу? — спросила она с хитрой улыбкой.
— Ты не знаешь беспалочковую магию, — недоверчиво прошептал Сириус.
— Немного знаю, — она улыбнулась при воспоминании о ней и старшем Сириусе, стоящими перед палаткой поздней ночью. Гарри спал внутри с крестражем-медальоном на шее, в то время как она и Сириус стояли бок о бок у огня: Гермиона отчаянно пыталась заморозить пламя, а Сириус делал это с большой легкостью — все без палочки.
— Кто-нибудь хочет еще тыквенного сидра? — спросила Миа, вставая, чтобы пройти на кухню. Она была взволнована, потому что в качестве рождественского подарка попросила Тилли взять выходной. Тилли неохотно согласилась, позволив Мии немного побегать по кухне.
— Спасибо, дорогая, — Дорея улыбнулась ей, и еще несколько рук поднялись в воздух.
— Я помогу, — сказал Сириус, направляясь за ней.
Однако прежде чем кто-либо из них успел добраться до кухни, они внезапно застряли на месте.
— Что за?.. — Миа моргнула, на ее лице промелькнул легкий страх, когда она поняла, что оказалась в ловушке в коробке размером два на два рядом с Сириусом.
— О-о-о, — засмеялся Джеймс, указывая куда-то вверх.
Над ними парила гроздь зачарованной омелы.
— Кто это сделал? — Миа повернулась и посмотрела на брата.
Джеймс поднял руки.
— Ну, если честно, то я развесил несколько омел до того, как ты мне сказала, что Эванс изменила свои планы на каникулы и не приедет к нам.
— Обманом заставив девушку поцеловать тебя, ты не завоюешь ее любви, дорогой, — забавно выговорила Дорея сыну, выглядя совершенно сбитой с толку неловкой ситуацией Мии и Сириуса.
— Сними омелу, Джеймс, — проинструктировал Карлус; его голос звучал весело, но лицо выражало полный дискомфорт.
— Не могу. Только один способ выбраться из этого, — Джеймс снова рассмеялся и посмотрел на Римуса, который был занят тем, что прикидывал, сколько вещей он мог бы поместить в свою новую сумку, при этом решительно не глядя на Сириуса и Мию.
— Прости, Римус. Ты слышал Сохатого, только один выход, — Сириус обнял Мию, с удовольствием убирая волосы с ее лица. — Возможно, ты захочешь отвернуться, пока я буду соблазнять твою девушку, Лунатик.
— Никакого соблазнения, — раздраженно сказал Карлус. — Джеймс, убери эту штуку от своей сестры.
— Омелу или Сириуса? — невинно спросил Джеймс.
— Меня все устраивает, — Римус с улыбкой пожал плечами и посмотрел на Мию. Все остальные замолчали, и глаза Мии расширились, когда она уставилась на своего бывшего-предателя. — Она свободная ведьма.
— Что значит «свободная ведьма»? — спросил Сириус.
— Мы расстались, — нетерпеливо призналась Миа, бросив уничтожающий взгляд на Римуса.
Джеймс повернулся к Римусу, свирепо глядя на него сверху вниз.
— Что ты сделал?
— Джейми! — огрызнулась Миа. — Он ничего не сделал, кроме того, что только что выдал мой статус свободной ведьмы своим большим, глупым ртом. Мы расстались несколько месяцев назад. Это было совершенно мирно.
— Нам стоит быть лучшими друзьями, — Римус улыбнулся ей. — Просто по-другому не суждено.
— Почему вы никому не сказали? — Джеймс моргнул, выглядя одновременно смущенным и обиженным, вероятно, потому, что они хранили от него секрет.
— Это не твое дело, — просто сказала Миа, желая обнять брата, но проклятая омела удержала ее на месте. — Кроме того, не было никакой драмы, и мы знали, что, как только это выйдет наружу, пойдут слухи. У меня не было никакого желания исправлять все истории, которые будут распространяться и заявлять, что я разбила сердце красивого префекта Гриффиндора.
— Как получилось, что ты разбила мне сердце? — со смехом спросил Римус.
— Девушка всегда виновата, — сказала она.
Миа по опыту знала, что, когда дело доходит до слухов и сплетен, она всегда будет неправа. Она была удивлена, что ее лицо до сих пор не было размазано по «Ежедневному пророку». С другой стороны, Рита Скитер еще не публиковалась.
— Пожалуйста, можно мне выбраться отсюда? — спросила Миа Сириуса, который все еще обнимал ее, пока она указала на омелу.
Внезапно он уставился на нее, всем своим видом показывая, что ему не хватает уверенности, которая была у него всего несколько мгновений назад, пока Сириус был уверен, что Миа занята. Парень сглотнул, отпустил ее и откашлялся. Он наклонился, слегка коснувшись губами ее губ. Это было легкое прикосновение, едва заметное на ее коже, и от него у нее все еще перехватывало дыхание.
Ни один из них не потрудился прикрыть глаза, поскольку все произошло так быстро. Миа вгляделась в штормовые серые радужки перед собой, видя, как они всего мгновение отливали серебром. Она вдохнула в тот момент, когда он приблизился, и почувствовала все это: пергамент и траву — как аромат Римуса, — но также запах огневиски, кожи и отголосок табака, который должен был вызвать у нее отвращение, если бы она не привыкла к его запаху.
Этого было достаточно, чтобы разрушить чары омелы.
Этого было достаточно, чтобы она мучительно захотела большего.
Этого было достаточно, чтобы возродить что-то глубоко внутри.
Этого было достаточно, чтобы сорвать крошечную золотую нить, соединявшую их магию.
Уходить друг от друга было больно, но Миа заставила себя притвориться, что все в порядке, хотя ее руки дрожали. Принеся сидр семье и друзьям, она смотрела, как все занимаются своими делами, как будто ничего не произошло, все, кроме Римуса, который покачал головой и отвернулся от нее, и ее матери, которая пристально посмотрела на девушку. Миа неловко протянула матери стакан сидра, стараясь выглядеть беззаботной; она была уверена, что ей это не удалось.
Слизеринцы могли быть пугающими, когда хотели.
***
6 января 1976 года
Новый год принес с собой новый мир.
Джеймс и Миа вернулись в Хогвартс в одинаковых перевязях. Она исполнила свой подарок Джеймсу, и в тот момент, когда они вдвоем взобрались на его метлу, — все пошло наперекосяк. В конце концов они приземлились в саду, каждый из них сломал руку. Несмотря на то, что они исправили переломы с помощью зелий и магии в больнице Святого Мунго, брат и сестра были вынуждены носить перевязь по настоянию матери и Тилли, пока оба полностью не исцелятся.
Питер вернулся в Хогвартс больным и измученным. Миа прочитала в газете, что его отец, Эван Петтигрю, был арестован за подозрительное поведение в Лютном переулке. Хотя позже его отпустили из–за отсутствия доказательств, она знала, что это начало конца для Хвоста. Если раньше Питер не занимался темными искусствами, то теперь он был связан с ними через своего отца.
Лили сошла с Хогвартс-экспресса в слезах после того, как Мальсибер и Эйвери назвали ее грязнокровкой в лицо, а Снейп стоял рядом со своими друзьями, при этом отводя взгляд в сторону. Эванс не была склонна к подобным эмоциональным вспышкам, но Миа знала, что это накапливалось в течение длительного периода времени. Скоро Снейп и Лили разойдутся навсегда, и все, кроме самой Лили, предвидели бы это с тех пор, как сортировочная шляпа отправила ее в Гриффиндор.
Хотя Сириус продолжал пить и курить во время каникул, он вернулся в школу с новой нервной привычкой: при возникновении тревожности теребил цепочку, которую подарила ему Миа. Даже когда ему удавалось контролировать выражение своего лица, прикосновение к цепочке становилось явным признаком его эмоционального состояния.
Он не послал ни одной совы своим друзьям с тех пор, как покинул поместье Поттеров рождественским утром, чтобы вернуться на площадь Гриммо, но Миа могла сказать, что что-то было не так. Вместо того чтобы сойти с поезда и начать ссориться, два брата Блэка едва взглянули друг на друга. Когда они все же встретились взглядом, вместо типичного выражения отвращения на лице Регулуса, Миа заметила тревогу.
Это нервировало ее.
Когда Миа обнаружила Сириуса в общей гостиной после пира, посвященному началу семестра, он нервно теребил цепочку на шее, словно уже подумывал использовать ее для побега в поместье Поттеров, девушка села рядом с ним. Он не ложился к ней на колени уже больше года — с тех пор, как их отношения с Римусом стали серьезными, — но Сириус выглядел так, будто нуждался в утешении. Она молча потянула его за руку, побуждая наклониться в сторону и положить голову ей на бедра, Миа провела пальцами по черному шелку волос Сириуса.
***
Вместо того, чтобы удалиться в общую гостиную со своими друзьями в тот вечер, когда они все вернулись в Хогвартс, Римуса увели в кабинет Дамблдора для разговора наедине.
Миа беспокоилась, что, возможно, они с Римусом были застигнуты в один из их личных моментов, и кто-то раскрыл их бурный роман, но когда Люпин встретился со всеми на следующее утро, и совы принесли утреннюю газету, ей не нужно было, чтобы он рассказал, что случилось.
«ОБОРОТНИ НА ПУТИ В ШОТЛАНДИЮ. БЕЗОПАСЕН ЛИ ХОГВАРТС?»
— Это не я, — сказал Римус с выражением стыда и печали на лице.
— Мы знаем, Лунатик, — настаивал Джеймс, успокаивающе положив руку на плечо друга.
Краем глаза Миа видела, как Сириус нервно теребит свою цепочку. Она потянулась через стол и взяла руку Римуса в свою.
— Мы с тобой каждую луну, — наконец пробормотал Сириус. — Ты даже ни разу не выходил из хижины.
— Вы больше не можете быть со мной. По крайней мере, на какое-то время, — прошептал Римус, глядя на свое пустое место. Когда Миа двинулась наложить ему еду, он поднял руку и покачал головой. — Не голоден. Дамблдор знает, что это не я, но некоторые сотрудники в курсе моего… состояния, и они нервничают. Так что они будут следить за мной в течение следующих двух месяцев. По крайней мере, пока не поймают других волков.
— Они уверены, что это оборотни? — спросил Питер, нервно откашлявшись. — Я имею в виду, это могли быть… ну, знаете…
— Пожиратели смерти, — сказал Джеймс, его глаза были яростными и злыми.
— Да, — пробормотал Питер, — эти.
— Это оборотни. Были… нападения, — Римус нахмурился, услышав это слово, и Миа крепко сжала его руку. Он с трудом сглотнул, резко побледнев в лице. Римус уставился вперед на свои и Мии соединенные руки и слегка поморщился, когда бессознательно почесал плечо, где, как она знала, был самый глубокий из всех его шрамов.
Ее глаза расширились, когда она поняла, что Римус не беспокоился. Он боялся.
Она ахнула, когда ужасающая мысль пришла ей в голову: Фенрир Сивый приближается.
Размер шрифта:
Подписаться
авторизуйтесь
Пожалуйста, войдите, чтобы прокомментировать
0 комментариев