Глава 86. Идеальный тандем

Я ступил на узкую тропу много лет назад,Надеясь, что найду настоящую любовь на извилистом пути.Но я заблудился, раз или два,Расшиб лоб и продолжал пробиваться.Я не мог понять, что каждый знак указывал мне прямо на тебя. Rascal Flatts — Bless the Broken Road
10 ноября 1978 года
Физическое напряжение, недостаток сна и невероятный всплеск магии истощили троицу. Они уснули на траве в саду за поместьем Поттеров, их конечности были переплетены друг с другом.
Первые лучи утреннего солнца, пробивающегося сквозь кроны деревьев, разбудили Римуса, он медленно распахнул веки. Перед ним, свернувшись калачиком, лежала ведьма, она прижимала руки к его обнаженной груди и медленно, размеренно дышала, погрузившись в глубокий сон, ее пухлые губы были приоткрыты.
Его охватила безмерная любовь к девушке, он улыбнулся и поцеловал ее в лоб, при этом невесомо касаясь кончиками пальцев щек и восхищаясь всей той магией, которую она смогла вызвать. Нельзя было сомневаться в очевидном: она спасла его. Она всегда спасала его.
Внезапное осознание того, что ему помогла не только Миа, заставило Римуса посмотреть через ее плечо и наткнуться на пронзительный взгляд Сириуса, который собственнически обнимал девушку, будто Люпин мог украсть его приз после прошлой ночи.
— Расслабься, Бродяга. Если бы я хотел ее выкрасть, то сделал бы это, пока ты спал.
Сириус фыркнул, как бы говоря: «Ну, попробуй».
— Кажется, ты говорил, что делиться приятно, — поддразнил Римус.
Сириус с возмущением взглянул на него.
— В свою защиту скажу, что у меня был лучший секс в моей жизни. Так хорошо, когда не надо делать всю работу, — признался он с легким смешком.
Ухмыльнувшись, Римус был рад, что неловкость между ними была минимальной, если не отсутствовала вовсе.
— Ленивая задница.
— Вот только последствия… — Сириус явно с трудом подбирал слова, поскольку из его голоса пропал легкий тон. — Раздражают.
Римус посмотрел на ведьму, лежащую в надежных объятиях Сириуса. Он с нежностью улыбнулся ей и паре в целом, прежде чем снова взглянул на своего друга.
— Не могу поверить, что ты был готов скрепить связь стаи до того, как скрепил душевную связь.
Сириус приподнял бровь.
— Прошлой ночью мы оба занимались сексом с Мией, причем одновременно, но ты не можешь поверить в то, что мы с ней не запечатали душевную связь?
— Ты должен быть с ней, — с улыбкой произнес Римус, вновь касаясь пальцами лица Мии.
Сириус подался вперед, внимательно наблюдая, отреагировала ли Миа во сне на прикосновение Римуса. Когда она не подала никаких сигналов, он вздохнул с облегчением.
— Если бы мы запечатали нашу связь души, ты бы, вероятно, все еще валялся в постели весь такой бледный и умирающий, разве нет?
Римус покачал головой.
— Она все равно скрепила бы связь стаи, — он не стал смотреть на Сириуса, который, как Римус знал наверняка, сомневался в правдивости этого заявления. Римус знал Мию. Она его лучшая подруга, которая пожертвовала бы ради него всем. Даже если бы она не хотела спасать Римуса, она бы все равно скрепила связь стаи, чтобы защитить будущее. — Прошлая ночь была не просто сексом.
Сириус усмехнулся.
— А для меня вполне себе сексом.
— Связи предполагают намерение, Сириус. Ты прекрасно об этом знаешь. Она пришла ко мне с намерением запечатать связь, укрепить стаю. Если бы нужно было подписать документ или принести в жертву курицу, она бы и это сделала.
Внимание Римуса привлекла заживающая рана на плече Мии. Раньше, когда он представлял себе этот момент, он так часто переживал, что при виде этой отметины, почувствует отвращение к самому себе. Но теперь, глядя на рану, он чувствовал собственничество, могущество и всепоглощающую ответственность не только за нее, но и за всех, кто связан со стаей. Сириус, Джеймс и Лили, и это не говоря о тех людях из будущего, о которых ему поведала Миа, — его будущая пара и Гарри.
— Так уж получилось, что скрепление связи стаи включало секс. Хотел бы я, чтобы душевную связь было так легко запечатать.
Римус пожал плечами.
— Таковы оборотни, приятель.
— Да, гребаные оборотни, — Сириус усмехнулся.
Парни обменялись понимающим взглядом, словно каждый из них не решался признаться в том, о чем они подумали.
Римус страшился больше никогда не вернуться домой. Он был безмерно благодарен за то, что остался жив, но все же беспокоился, что те средства, которые были использованы для его спасения, могут привести к тому, что он пожертвует какой-то частью своей дружбы с Сириусом.
Сириус был так же напуган потерей Римуса, ему приходилось держать себя в руках, чтобы быть сильным ради Мии. А когда она пришла к нему со своим планом скрепления связи стаи, Сириус не думал дважды ради спасения своего друга. Он бы ни за что не признался в этом, будучи трезвым и серьезным, но если бы она переживала или сомневалась в завершении ритуала в одиночку, Сириус прошел бы через это сам. Он любил Римуса как брата и сделал бы для него все что угодно. Даже если бы у него не было такой мотивации, он знал, что сердце Мии разбилось бы, если бы она потеряла Римуса, и Сириус спас бы его только по этой причине.
При этой мысли в его груди кольнуло не ревностью, а всего лишь легким дискомфортом. Что-то ему подсказывало, что, возможно, ему бы следовало ревновать. И все же он понимал, что Миа нуждалась в Римусе так же, как Сириус всегда нуждался в Джеймсе. Он не мог упрекать ее за эту эмоциональную привязанность. Сириус сделал бы все возможное, чтобы Римус всегда был рядом, хотя бы ради нее. Мысль о потери собственного лучшего друга была… в общем-то, невыносимой.
Несмотря на полное отсутствие ревности, расцветающей в его груди, Сириус ухмыльнулся, когда Миа перевернулась в объятиях, отвернувшись от Римуса и прижавшись к нему. Он сделал резкий вдох, позволяя моменту захлестнуть его, тепло осело в его сердце. Она никак не могла знать, что значили для него ее движения во время сна: после такой напряженной ночи она бессознательно выбрала его.
— Итак, почему ты этого не сделал? — спросил Римус, нарушая долгое молчание. — Почему ты не скрепил свою связь?
— Будь это просто секс, проблем бы не возникло, — признался Сириус. — Но брак? Мерлин, да я удивлен, что вообще могу надевать штаны каждое утро. Иногда я даже не запариваюсь с этим, просто прошу Лили или Сохатого. Кроме того, я все еще… — отсутствие ревности приобрело острые края, пытаясь определить свой вид. Когда оно завибрировало от раздражения из-за невозможности дать себе определение, оно стало чем-то похожим на ревность. — У меня есть страх, вроде как нелогичный, что, даже после скрепления, она захочет… тебя.
— Она не любит меня, — сказал Римус. — Не так. Всегда был ты.
— Ты сбрендил? — Сириус скептически приподнял бровь. — Ты был ее первым парнем…
— Потому что ты свалил, — возразил Римус.
— Она потеряла девственность с тобой…
— Потому что ты был занят тем, что трахал каждую когтевранку в замке.
— Каждый раз… по любым причинам, — Сириус вздохнул, прижимая ее крепче, будто признание этих страхов позволило бы ей ускользнуть от него. — Она возвращалась к тебе. Всегда был ты, Лунатик.
— А потом перестала, — произнес Римус с понимающей улыбкой. — В итоге она выбрала тебя. Она правда выбрала тебя, Бродяга. Не потому, что это судьба или предназначение, а потому, что она любит тебя сильнее.
— Ну, ей понадобилось много времени, — надулся Сириус.
— Она была со мной, потому что так спокойнее, — сказал Римус. — И она, и я знали, что мы не были парой. Я тот человек, которому она могла бы доверить свою жизнь и свое сердце, пока ждала, когда ты соберешься с мыслями. Пока она ждала тебя, она не была одинока, и мы оба воспользовались этим. Бродяга, мы уже говорили об этом. Почему я должен постоянно повторять одно и то же?
— Потому что я видел ее прошлой ночью, и я не могу не чувствовать чего-то… недостающего, — Сириус стыдливо вздохнул при этом признании. — Ты не подумай, я не ревную. Как ни странно, я никогда по-настоящему не ревновал. Ни сейчас, со мной; ни тогда, с тобой. Я не знаю, каково это — ревновать, но я бы уступил, ты ведь знаешь, позволил бы ей остаться с тобой навсегда.
Римус кивнул.
— Я знаю.
— Лунатик, она сделает для тебя многое. И отчасти это то, что меня пугает.
— Да, — согласился Римус. — Но она сделала бы все для тебя.
Сириус усмехнулся.
— И ты знаешь это, потому что знаешь все ее секреты?
— Не завидуй. Я пойду. Мне дико нужно принять ванну. Готов поспорить, моя магия настолько сильна, что я смог бы без палочки наложить согревающие чары на всю реку, — уверенно сказал он, и румянец на его щеках говорил о таком крепком здоровье, каким Римус не обладал с тех пор, как на него напала стая оборотней.
Когда Сириус попытался встать следом, Римус покачал головой.
— Нет, останься с ней. Ей надо проснуться рядом с тобой. Ей нужно, чтобы ты сказал ей, что после произошедшего у вас все в порядке. Что ты не думаешь о ней плохо и не собираешься расставаться с ней. Тебе надо позаботиться о ней. Она должна знать, что ты чувствуешь, Бродяга.
— Я не силен в чувствах, Лунатик, — сказал Сириус, застонав и прижавшись лбом к плечу теплой ведьмы, как будто мог спрятаться от своих проблем.
— Уж разберись как-нибудь. Если ты не понял, это приказ. Теперь все официально, альфа одобрен и все в таком духе.
Сириус приподнял бровь, когда почувствовал странное покалывание в шраме на собственном плече. Он прищурился, глядя на своего ухмыляющегося друга.
— Ты теперь всегда будешь тыкать меня в эти свои альфа замашки?
— Только если придется, — Римус улыбнулся, а затем неторопливо направился к реке.
***
Глаза Мии открылись навстречу утреннему свету. Тепло, исходящее от рядом лежащего тела, успокаивало, и она уютно устроилась в нежных объятиях. Миа вдохнула запах пергамента, травы и огневиски. Не поднимая на него глаз, она поцеловала впадинку на заросшей щетиной шее Сириуса, улыбнувшись, когда он уткнулся носом в ее волосы.
— У нас получилось? — прошептала она.
— Да. Ну, или Римус решил, что купание нагишом в реке — его предсмертное желание, — усмехнулся он, а она тихонько рассмеялась, крепко обнимая его.
Вдруг прошлая ночь всплыла в памяти яркими вспышками, и Миа с трудом сглотнула. Приятная боль сохранилась между ее бедер, являясь напоминание об их действиях, отчего она покраснела. К сожалению, потенциальные последствия их действий начали перечисляться в ее голове в алфавитном порядке: агрессия, борьба, вражда, конфликт… и когда она дошла до слова «зачатие», вспомнила, что Сириус наложил на нее контрацептивные чары до того, как они отправились к Римусу. Она довела себя, по крайней мере, до трех панических атак.
— Успокойся, любимая.
Миа посмотрела в бесконечные серебристого цвета глубины.
— Я прям-таки слышу, как твой мозг доводит себя до исступления. Звучит как лифты в Министерстве.
Ей хотелось ущипнуть его за комментарий, но беспокойство камнем осело у нее в животе. Она подняла руку, нежно касаясь его щеки, и улыбнулась, когда провела большим пальцем по утренней щетине.
— У нас все хорошо?
Сириус наклонился и крепко поцеловал ее.
— У нас все идеально, котенок.
— Ты уверен? — нервно спросила Миа. — Я не хочу, чтобы ты думал, что прошлая ночь была чем-то иным, кроме…
— Это было магией.
Миа не могла не согласиться.
Имея опыт отношений с каждым из волшебников, она думала, что знала, во что ввязывается, когда предложила скрепить связь стаи. Как бы сильно ее тело не напоминало ей об их вчерашнем занятии, она по-прежнему была сосредоточена на магии всего происходящего — ощущении связи стаи, укрепившейся вокруг них. То, как рана на ее плече не болела, а всего лишь покалывала, заставляло ее чувствовать эту связь. Серебряная нить, что так часто виделась ей во время медитации, теперь была ощутимой в ее сознании, и она с легкостью могла последовать за ней.
— Но и это было больше, чем просто ритуал ради спасения Римуса, — продолжил Сириус. — Я знаю это.
— Нет, это было… — попыталась возразить Миа, не желая, чтобы Сириус думал, что она все еще испытывает любовные чувства к своему лучшему другу.
— Это было прощанием.
Глаза Мии расширились.
— Что?
— Вы нуждались в завершении, в том самом последнем моменте, и, думаю, я должен был это увидеть, — признался Сириус, слегка нахмурившись, словно испытывал смущение. — Я и сам вижу эту связь между вами и… и понимаю, что то, что есть у нас с тобой, сильнее. Я знаю, мне сложно донести свою мысль, если только не пытаюсь кого-нибудь разозлить или, по правде говоря, вывести тебя из себя, — он усмехнулся, когда она покраснела. — Что, между прочим, проще простого.
Она прищурила глаза.
— Сириус…
— Я знаю, что говорил это вскользь и не с тем вниманием, которого ты заслуживаешь, — он сделал медленный и глубокий вдох, а затем пристально посмотрел ей в глаза. — Но… я люблю тебя.
При этих словах Миа громко ахнула.
Глядя в его глаза, она могла увидеть уязвимость и открытость, которые Сириус никогда не проявлял. Она даже поймала себя на мысли, что он бы был ужасен в Окклюменции. Когда его стены рушились, они разлетались вдребезги, и Миа знала, что если бы попыталась использовать Легилименцию, то не встретила бы никакого сопротивления, но она никогда бы так не поступила, особенно в этот момент.
— Это чертовски страшно и больно, — сказал Сириус, проводя рукой по своей обнаженной груди, на которой так отчетливо виднелась написанное чернилами ее имя над сердцем — пьяная шутка стала романтическим жестом. Если бы она не знала его лучше, то подумала бы, что он все это спланировал. — И большую часть времени, когда я смотрю на тебя, я чувствую, как сдавливает мою грудь при очередном моем молчании, но я все равно предпочитаю ничего не говорить.
— Почему? — спросила она, нахмурившись, и провела пальцем по его губе, мягко улыбаясь, когда он сделал паузу, чтобы поцеловать кончик.
— Безрассудная гордость? — предположил Сириус.
— Я тоже люблю тебя, Сириус.
— Больше, чем Римуса? — спросил он легким, поддразнивающим тоном.
— Дурак, — Миа закатила глаза, хлопнув его по груди.
Это движение только побудило его схватить ее за руки и уложить на спину. Он ухмыльнулся, возвышаясь над ней, ее тонкие запястья были прижаты его гораздо более крупными руками, на лице была типичная самодовольная улыбка, которая как бы олицетворяла похвалу за то, что он поймал свой приз.
— Так что, прошлая ночь была поэтичной? — он наклонился, покрывая поцелуями ее ключицу. — Разве не таким должен быть секс с Римусом? Признаюсь, я даже разочарован, не прочувствовал романтики.
Миа слегка покраснела при воспоминании о Римусе и Сириусе, что окружили ее тело — и внутри, — крепко прижимая к себе. Еще много лет назад, в цокольном этаже на площади Гриммо, она впервые увидела метку Сириуса. Он показал тогда ей, Гарри и Рону, пока препирался с Римусом по поводу того, что только полностью трансформированный оборотень может передать ликантропию.
— Хочешь доказательств? Лунатик, если бы слюна, сперма или кровь была переносчиком твоей маленькой пушистой проблемы без всякого там полнолуния, то эта бы маленькая пушистая проблема стала бы и моей! О, эм… я о крови, — пояснил он, когда все уставились на него. — На пятом курсе мы… а потом еще после Хогвартса, ну… Это было по типу как у братьев по крови. Так магглы делают. Без всякой спермы. Ну, вы знаете… ничего такого.
«Гребаный лжец», — самодовольно подумала Миа.
— Думаю, ночь вышла больше рок-н-ролльной, чем поэтичной.
Сириус улыбнулся.
— Уж в этом я хорош. Даже во имя спасения своей жизни не смогу процитировать лорда Брайана.
— Лорда Байрона, — поправила его Миа.
— Ну вот, видишь? Я ужасен, — он улыбнулся и вытащил несколько опавших листьев из ее спутанных волос. — Но будь у меня парочка хороших текстов, и, при всем своем желании, я смогу заставить твою кожу запеть.
Она изящно приподняла бровь.
— Неужели, мистер Блэк?
Он прищурил глаза.
— Вы сомневаетесь во мне, мисс Поттер?
— Я призываю вас, — сказала она с дерзкой усмешкой. — Заставьте мою кожу петь.
И вдруг Сириус навис над ее телом. Его бледное тело сияло неземным светом восходящего солнца позади него, черные волосы резко контрастировали с окружающим освещением и самим цветом кожи, испещренной чернилами, такими же черными, как его локоны, и множеством розоватых и светлых шрамов. Он больше не обращал внимания на шрамы на ее теле, появившиеся благодаря темной магии, неудачным стечением обстоятельств и неверно просчитанной аппарации, в его глазах не отражался тот прежний ужас и стыд. А теперь, с одинаковой раной от укуса оборотня на плече, они подходили друг другу гораздо лучше, чем раньше.
— Ночные видения фантазий лежат со мной в постели, — негромко пропел Сириус, его голос был хриплым настолько, что она могла прочувствовать вибрации в воздухе и дыхании, которое касалось ее уха и спускалось вниз по шее. — В темноте я вижу, как ты улыбаешься.
Ее разум опустел от множества стихотворений, притч и цитат, которые могли бы описать все то, что он заставлял ее чувствовать. Ей понадобилось меньше минуты, чтобы вспомнить, что его любовь не была изящной поэзией, она была лирической, черствой и непреклонной.
— Ты касаешься моего тела и зажигаешь мою душу.
Миа чувствовала, его рот остановился прямо у ее уха, не целуя, несмотря на то, как сильно она этого хотела, а его рука спустилась вниз так медленно, будто он желал воспламенить кожу, подобному тому, что она сделала с его душой.
— Я вижу утренний свет, солнце восходит, сияет в твоих глазах.
А потом он наконец-то поцеловал ее, и каким-то образом все переменилось благодаря этому единственному поцелую. Хотя до этого они целовались уже тысячу раз. Начиная с того первого и второго поцелуя в обрушившемся проходе на четвертом этаже, что вел в Хогсмид, в его спальне в поместье Поттеров, в коридоре на пятом этаже Хогвартса, и заканчивая медной ванной на когтистых лапах, которую они облюбовали в своей квартире.
Но этот… Этот был другим.
Златая нить их душевной связи, которая обычно загоралась всякий раз, когда они соприкасались, вибрировала, дергала и сталкивала где-то глубоко внутри, но это больше не напоминало музыкальный аналог скрипки, когда какая-то невидимая сила — скорее всего, Судьба — дергала по струне, вызывая звук.
Напротив, кто-то мягко, но целенаправленно взял смычок и провел им по струне, правильно управляясь скрипкой, и заиграл, настраивая звучание на разнообразие оттенков серого во взгляде Сириуса, на точный запах травы, пергамента и кожи, которые она ощутила, когда вдохнула его. Так или иначе, в в самой сути этой песни, в ее душе она почувствовала затяжной привкус хорошо выдержанного огневиски.
— Внезапно ты ушла, и я остался здесь совсем один.
Ее сердце было переполнено чувствами настолько, что она почти забыла, куда двигались его руки. Вместо того, чтобы кто-то играл на златой струне их душевной связи, он играл на ней как Страдивари — исполнял «Лебединое озеро» Чайковского, одновременно шепча на ухо ей текст панк-рока, причем из женской группы.
Его зубы нашли ее губу в тот самый момент, когда его пальцы коснулись ее клитора.
Она извивалась. Он усмехнулся. Она захныкала. Он застонал.
— Я знаю, что ты здесь, я чувствую твое присутствие, — он провел дорожку поцелуев вдоль ее подбородка к уху. — И твой звук. Мне становится так жарко.
Они оба зашипели, когда он скользнул в нее, прямо туда, где ему и полагалось быть.
Ее нервы были охвачены огнем, тело пульсировало и болело, но все еще с нетерпением отвечало на его прикосновения. Каждое движение вперед, казалось, сжигало ее до тла, каждое движение назад оставляло ее чуть ли не в слезах.
— Я сплю? Ты действительно был здесь?
Для его слов не нужна была никакая музыка, но она все же думала о том, был ли ритм песни более жестким, грубоватым, чем тот ритм, которого он придерживался сейчас. Однако Сириус нашел ту самую грань между нежностью и жесткостью, которую усовершенствовал.
— Это всего лишь фантазия? Или я сплю?
Он резко потянул ее на себя, в свои объятиях, при этом сам откинулся на икры. Ее ноги обхватили его таз, грудь прижалась к груди, в волосах застряли листья. Она представила, что они похожи на лесных нимф. Или, может, только она. Она была лесной нимфой Эхо, а прекрасный мужчина, самозабвенно вбивающийся в нее, был ее Нарциссом. Только вместо печали и душевных мук они изменили историю и прокляли богов; и она кое-что осознала. Это было именно то, к чему они всегда стремились. Знание. Желание. Любовь. Условия связи душ были настолько специфичными, что они до сих пор не пришли к единому. Когда она была Гермионой, только Сириус выполнил свою часть. Когда она оказалась в прошлом, только она осознала и приняла эту связь. Наконец, получив возможность выбора, они выбрали друг друга, и связь души стала лишь ярлыком, который определил это чувство, этот момент.
Кончая, Сириус простонал в ложбинку ее горла, и Миа прижалась к нему вплотную, извиваясь, пока он продолжал толкаться в нее, ей не хотелось, чтобы это прекращалось.
После произошедшего она не слышала ничего, кроме звука его дыхания, биения сердца и журчания реки вдалеке.
— Я люблю тебя, ведьма, — сказал Сириус, переводя дыхание.
Миа улыбнулась и поцеловала его в висок.
— Я люблю тебя, дворняга.
— Значит, вот как вы меня встречаете?
Прервав наступившее блаженство после их секса, Миа посмотрела через плечо Сириуса и рассмеялась в изгиб его шеи при виде Римуса, что глядел на них с приподнятой бровью, он явно только закончил купаться в реке и был удивлен позой, в которой их застал.
— И не стыдно вам заниматься подобным средь бела дня?
— Если честно, Лунатик, — ответил Сириус, отстраняясь от Мии ровно настолько, чтобы прикрыть ее наготу, не то, чтобы это было необходимо. — Ничего нового ты не увидел.
— Так у вас все хорошо? — спросил Римус, усердно пытаясь отвести взгляд, пока Сириус и Миа делали то же самое, ведь они аппарировали в сад без одежды, если не учитывать порванную мантию.
— Все прекрасно, Римус, спасибо, — искренне ответила Миа и наклонилась поцеловать Сириуса, будто в подтверждение своих слов.
— Нет, спасибо тебе, милая, — произнес Римус, встретившись с ней взглядом, полным благодарности. Его взгляд задержался на ране на ее плече, и лишь на краткий миг в глазах промелькнуло сожаление. — Больно? Мне очень жаль, но этому придется заживать естественным путем.
Миа отмахнулась от него.
— Мне все равно.
— Но не другим. Если люди увидят, они не поймут.
— А я и не нуждаюсь в их понимании. Я буду носить эту метку с достоинством, Римус.
Наклонив голову, Сириус посмотрел на свой шрам и улыбнулся.
— Мне тоже нравится. А меня ведь даже не кусали.
Миа закатила глаза.
— Это напоминание о том, что произошедшее было ритуалом. Магическое скрепление, нечто могущественное и священное. Эти шрамы — напоминание о том, как сильно мы тебя любим.
— «Нет, спасибо тебе, Сириус», — саркастически прервал Сириус ее возвышенные мысли. — «Ты такой прекрасный парень и такой щедрый, когда надо поделиться своей ведьмой. Что? Ты спас жизнь своему лучшему другу? Какой ты благородный и красивый! Песни, которые люди будут петь о твоей легенде, станут культовыми!»
Миа засмеялась, толкая его в грудь.
— Уф, одевайся. Надо сказать всем, что Римус не умирает.
— Одеться во что, котенок? — Сириус огляделся и ухмыльнулся, когда до Мии дошло осознание, насколько все трое были обнажены средь бела дня, — как Римус так любезно указал несколькими минутам ранее.
Вновь переосмыслив свое положение, она пискнула и попыталась прикрыть свои обнаженные части тела, заставив волшебников рассмеяться над такой ненадобностью.
— Римус, разорви мою мантию, — Миа указала на черную ткань, лежащую у ближайшего дерева. — Думаю, я трансфигурирую что-нибудь для нас.
Несколькими минутами позже троица направилась к поместью, Сириус обнимал Мию. Она была одета в трансфигурированный кусок черной ткани, по виду напоминающий кожаную юбку, которую она надевала на концерт Black Sabbath годом ранее, а топ был похож на одно из бикини Мэри. Римус и Сириус шли в свободных черных брюках с зеленой отделкой, вот только для их рубашек не хватило ткани, поэтому они остались с обнаженной грудью.
— Думаете, Лили и Джейми проснулись? — спросила Миа.
Прежде чем кто-либо смог ответить на ее вопрос, они столкнулись лицом к лицу с раздраженной Лили и Джеймсом, который был взбешен, но не настолько, как они предполагали, когда он не нашел сестру, лучшего друга и умирающего приятеля в поместье.
— О, я думаю, вполне вероятно, — ответила Лили на вопрос Мии, сердито скрестив руки на груди.
— Почему вы голые? — осторожно спросил Джеймс.
Миа пожала плечами.
— Ну, это как бы одежда.
Неловко застонав, Джеймс потер ладонями глаза.
— О, Мерлин.
— Римус, ты… ты в порядке? — спросила Лили, ее зеленые глаза загорелись надеждой, сверкая, подобно изумрудам в свете восходящего солнца.
Римус улыбнулся ей.
— Лучше, чем когда-либо, Лилз.
— Слава богу, — сказала она, вздыхая с облегчением. Лили бросилась вперед, крепко обнимая его. — Ты не представляешь, как я рада. Мы так волновались.
Джеймс сосредоточился на своих босых ногах.
Римус нахмурился, когда Лили отстранилась со слезами на глазах.
— Прости.
— В этом нет твоей вины. Но теперь тебе лучше, и, кажется, твой здоровый вид и ваш внешний вид… многое объясняет.
— Что объясняет? — спросил Сириус, когда Лили вернулась к Джеймсу, снова выглядя раздраженной.
— Это, — сказала она и потянула за край рубашки Джеймса, обнажая его левое плечо, теперь испещренное серебристо-розовым шрамом, похожим на заживающую рану от укуса.
От увиденного глаза Мии расширились, и она мгновенно покраснела. Они с Джеймсом не смотрели друг другу в глаза. Беспокоясь о быстром спасении жизни Римуса, Миа и Сириус забыли, что их стая состояла не из трех, а из четырех членов, и после скрепления связь запечатала всех — не только тех, кто был на самом ритуале.
Самодовольное лицо Сириуса ни в малейшей степени не снимало неловкости, исходящей от Джеймса и Мии. Равно как и его взволнованное заявление:
— Эй! Погляди-ка, Сохатый! Да мы сочетаемся! — когда он с восторгом указал на свою метку стаи.