Решительно проигнорировав изумлённый взгляд Сириуса, Гермиона повернулась к целительнице: — Эсме, нельзя ли разбудить нашего друга, хотя бы ненадолго? Возможно, на час?
Поджав губы, Эсме присела на край дивана и пытливо оглядела бесчувственное тело Люциуса, а затем взмахнула неказистой палочкой и пробормотала нечто на французском (Гермиона не смогла разобрать), отчего над его грудью возникла сфера красного света. С каждым неглубоким вдохом Люциуса сфера вибрировала в два раза быстрее.
— Его се’гдцебиение учащено, но стабильно, — объяснила Эсме, уничтожая заклинание ещё одним взмахом, и убрала палочку в карман. — П’госнуться — это не идеально, но… возможно. У вас есть Бод’гопе’гцовое зелье? — Когда Гермиона кивнула, Эсме продолжила: — С добавлением сыво’готки, которую мы используем в Академии… для, э-э-э, пациентов без сознания, что должны делиться важной инфо’гмацией, — ваш д’гуг сможет п’госнуться в любое время, когда вы пожелаете. Должна ли я п’гинести её?
— Вы… — начала Гермиона, но Сириус прервал её, стиснув пальцами запястье, и прошептал:
— Джин, могу я поговорить с тобой наедине?
— Конечно, мсье, — Эсме натянуто улыбнулась, — я ’одожду с пациентом.
Не успела Гермиона вставить хоть слово, как Сириус сдёрнул её с дивана. Как только дверь за ними закрылась, Гермиона мельком огляделась в залитой солнцем спальне.
— Скажи мне, что ты думаешь не о том, о чём я думаю. — Сириус встал перед ней.
Гермиона провела языком по зубам, которые, казалось, до сих пор были покрыты слоем пасты, ведь всего час назад она так усердно их чистила.
«Это же Сириус, — напомнила она себе, буквально заставив себя выдержать его жёсткий взгляд, хотя каждый атом в её теле дрожал, словно пытаясь испариться. — Он доверяет тебе. Ты доверяешь ему».
— Я хочу разбудить Люциуса, — мягко объяснила Гермиона. Увидев выжидающе изогнутую бровь Сириуса, она прерывисто выдохнула и добавила: — Чтобы передать ему немного лишней магии, которую ты отдал мне.
Всё. Она это сказала. А Сириус, — её безрассудный, вспыльчивый, импульсивный волшебник, которого она теперь называла мужем, — отнюдь не был дураком. Он точно знал, что она имела в виду. Что планировала сделать.
Ей придётся заняться сексом с Люциусом Малфоем.
Придётся спасти ему жизнь.
Сириус опустился на край кровати и едва слышно вздохнул, затем тихо засмеялся. Вскоре его смех стал громче, перерастая в глубокий хохот, который Гермиона не знала, как истолковать, отчего раздражённо уставилась на него сверху вниз, а Сириус запрокинул голову и расхохотался до хрипов.
— Сириус, ты меня пугаешь!
Сириус утёр глаза, вновь захлебнувшись смешком.
— Прости, котёнок, — наконец сумел выдавить он и снова сосредоточился на её лице. — Просто… после стольких лет ведьма наконец просит… нет, умоляет меня жениться на ней, а потом заявляет, что хочет трахнуть единственного оставшегося в живых ублюдка, которого я зову врагом.
Гермиона замерла и сильно поджала губы, врезаясь ногтями в ладони.
— Я не хочу с ним трахаться. Я просто хочу помочь…
— Помочь ему не сдохнуть! — вскипел Сириус, подскочив на ноги, а затем поморщился и вытащил палочку, чтобы наложить заглушающее заклинание. — Пророчество происходит прямо сейчас, Гермиона, — громко процедил он, словно отчаянно желая закричать. — Он умирает. Я живу. Пророчество исполнено!
— А ещё там есть часть, где вы оба спите со мной, которую ты, очевидно, с самого начала решительно старался не замечать. Я думала, ты смирился со своей смертью. Не об этом ли ты постоянно твердил? Что тебе суждено отдать жизнь! Что ты умрёшь! А я должна просто… принять это!
Сириус повернулся к окну, отчего его тёмные кудри озарились ореолом солнечного света.
— Я считал так раньше.
— До чего?
Покачав головой, он вновь едко рассмеялся.
— Сейчас ведь уже не важно, да? — Сириус вновь повернулся к ней лицом. Его знакомые красивые черты искажала поразительная холодность, которую она прежде никогда не видела. Ни разу, даже когда он горевал или кипел от ярости, Гермиона не видела его таким. Словно он тщательно спрятал всю боль, разочарование и сожаления под непроницаемой ледяной маской.
— Делай, что хочешь, — гневно прорычал Сириус. — Да пошёл он! Спаси его! Подари ему волшебство, которое мы разделили на двоих! Но не жди, будто я стану сидеть сложа руки, пока ты творишь, что хочешь!
Сириус прошагал мимо, а Гермиона побежала за ним, цепляясь за его плечи, тщетно умоляя его остановиться, подождать. Никто из них не обратил на Эсме никакого внимания. Сириус с топотом пересёк гостиную и слетел вниз по ступенькам. К тому времени, как он добрался до выхода, Гермиона запыхалась и уже почти рыдала.
— Сириус, ты ведёшь себя как ребёнок! — воскликнула она, когда он уже распахнул дверь.
Он замер. Прихожую заполнил шум парижской улицы: рокот машин, звон велосипедных гудков и переливчатый гомон французских голосов. Гермиона вздохнула с облегчением, решив, что он наконец-то образумился. — Заходи внутрь, и мы…
Дверь захлопнулась с такой силой, что с грохотом отскочила от косяка. Вздрогнув, Гермиона отшатнулась, но Сириус вмиг навис над ней и упёрся кулаком в стену над её головой.
— Это я ребёнок? — хрипло прошептал он. — Ты лгала мне… себе. Лгала всё это время. Ты ни на секунду не переставала хотеть этого мерзкого подонка. Даже когда спала со мной. — Сириус провёл по её щеке костяшками пальцев. Гермиона содрогнулась от его прикосновения, но если он и заметил, то не остановился. Его ладонь нежно огладила её скулу, а затем обняла лицо. — Скажи мне, — прошептал Сириус. — Поклянись, что ты вправду его больше не хочешь, и мы вернёмся наверх. И примем решение. Вместе.
Слёзы полились ручьём, стекая вокруг его обжигающих пальцев.
— Сириус, — выдохнула Гермиона и крепко накрыла его ладонь своей, в последней, отчаянной надежде его удержать. — Прости. Мне так жаль, Сириус. Я не хочу тебе лгать.
— Лгать снова?
Гермиона спрятала глаза, которые говорили всё без слов. Сириус кивнул и отдёрнул руку, высвобождаясь из её хватки.
— Я думал, ты другая, — холодно прошептал он. — Что ты знала, чего хотела. Но… наверное, я сам виноват, что женился на подростке с разбитым сердцем.
Он исчез в порыве зимнего воздуха. Испарился без шума и хлопка. Не сказав больше ни слова, даже «прощай».
«Хуже некуда», — поняла Гермиона и прислонилась спиной к стене, умоляя себя дышать спокойнее и не скатываться в истерику.
Сириус ушёл, как будто ему — плевать.
Словно она вообще ничего не значила.
Глаза Гермионы по-прежнему щипало, сердце набатом колотилось в груди, но она, наконец, заставила себя подняться по лестнице. Эсме оторвала глаза от Люциуса и окинула её взглядом, казалось, полным сочувствия. Вероятно, услышала их ссору в коридоре? Или, может, частично догадалась о правде?
«Неужели я настолько очевидна?»
— Мадемуазель, мне взять сыво’готку? До аптека’гской лавки всего па’га шагов.
Гермиона сглотнула комок, подступивший к горлу.
— Да, пожалуйста, если вам удобно.
Вежливо кивнув, Эсме поднялась с дивана и прошла мимо, слегка задев плечом Гермиону, застывшую на пороге. Как только дверь вновь захлопнулась, и наступила пронзительная тишина, Гермиона позволила себе на мгновение взглянуть в лицо Люциуса, а потом решила заняться приготовлениями.
Отыскав в своей сумочке Бодроперцовое зелье, она поставила его на тумбочку в спальне, затем с помощью волшебной палочки вычистила простыни и избавилась от слоя пыли, покрывшего бледно-голубое покрывало. Когда в комнате стало свежо, она отлевитировала Люциуса с дивана на кровать.
Его руки безвольно висели в воздухе, пряди волос потными паклями ниспадали на щёки. Он плыл, словно мертвец на похоронах, а она ступала вслед за ним, словно вдова за гробом.
Наверное и вправду было безумием рассчитывать, что план сработает. Что зелье в сочетании с сывороткой Эсме способно пробудить его. Что стихийная магия, которой Сириус одарил её, сумеет исцелить волшебника на грани смерти. Что после всех минувших недель волнений, отчуждённости, предательства и острой нужды они наконец разделят момент близости в этот странный день, в этой залитой солнцем чужой квартире…
Да, чистой воды безумие. И Гермиона, наконец, призналась себе, что совершенно сошла с ума.
Вдруг раздался скрежет входной двери. Она быстро опустила Люциуса на матрас и поспешила в прихожую.
— Сыворотка у вас? — выпалила Гермиона, слегка запыхавшись, когда Эсме поднялась по лестнице.
Ведьма подняла перед собой малиновый флакон округлой формы с блестящей медной пробкой, внутри которого плескалась тёмная жидкость.
— Си, это та самая, — ответила Эсме и выжидающе на неё посмотрела, слегка покачивая зелье в пальцах.
Приоткрыв рот, Гермиона застыла в замешательстве.
— О! — воскликнула она, когда до неё наконец дошло. Схватив с кофейного столика свою расшитую бисером сумочку, Гермиона начала рыться внутри, пока пальцы не сомкнулись на горстке последних монет. Вытащив руку, она уставилась на распахнутую ладонь — шесть галеонов. — Эм, понимаю, это не так уж много. Вот, у меня ещё есть немного британских маггловских…
— Хватит, — оборвала её Эсме, и Гермиона натянуто улыбнулась, передавая ей деньги. — Используй всю сыво’готку, и по милости Цирцеи он будет бод’гствовать столько, сколько тебе пот’гебуется. — Глаза Эсме, наполненные любопытством, скользнули за спину Гермионы, в приоткрытую дверь спальни. Заметив Люциуса на кровати, она чуть прищурилась и сказала: — Он одумается, твой Джеймс.
Гермиона лишь через пару секунд поняла, о ком говорит Эсме, и тихо буркнула в ответ: — Мне так не кажется.
— А почему нет? В конце концов, се’гдце — это мышца. Со в’геменем и те’гпением её можно угово’гить п’геодолеть даже самые т’гудные нап’гяжения. — Эсме похлопала Гермиону по плечу и скрылась в коридоре, а потом спустилась по лестнице. Через пару секунд прозвучал слабый хлопок трансгрессии и наступила тишина.
Стиснув маленький флакончик в кулаке, Гермиона на мгновение растворилась в ощущении гладкого, прохладного стекла под пальцами.
Даже если Сириус вернётся, простит ли он ей близость с единственным, кого до сих пор ненавидит? С тем самым волшебником, который поспособствовал его смерти, избежав своей собственной?
Впрочем, сейчас бессмысленно рассуждать о последствиях. Вздёрнув подбородок, Гермиона решительно вернулась в спальню, закрыла и заперла дверь, а затем медленно обернулась к Люциусу, распростёртому на кровати без сознания.
Немного поразмыслив, Гермиона решила убрать следы рокового пути из Англии — своими руками, а не с помощью магии. Просто чтобы напомнить себе — он по-прежнему здесь, всё ещё дышит. Присев на край кровати, Гермиона наклонилась ближе и принялась за его рубашку. Легко расправившись с пуговицами, она распахнула края, открывая взору бледно-молочную кожу. Аккуратно расстегнула манжеты, восхитившись его обнажёнными плечами, изящно выступающими ключицами и ладной грудью, покрытой светлыми завитками волос, которые она никогда раньше не видела. Никогда не касалась. Лишь на миг она позволила себе их огладить, а потом скользнула пальцами вверх, пока не ощутила под кожей биение сердца.
Люциус дёрнулся. Его ресницы затрепетали.
Гермиона заставила себя не останавливаться.
Но толком не знала, что делать дальше, ведь совсем не хотела, чтобы он проснулся голый в незнакомой спальне и запаниковал, не заметив рядом с собой одежды. С минуту пожевав губу, Гермиона решила закатать его правую штанину, ровно настолько, чтобы оголить рану и очистить. Кровавый металлический запах настолько сильно бил в ноздри, что у неё заслезились глаза. Спешно отыскав свежее полотенце с тёплой водой, она постаралась промокнуть всё, что смогла.
Когда Гермиона наконец закончила, ткань стала насыщенно-алой.
Выбросив полотенце в мусорное ведро в ванной, она нашла другое, которым смыла капли пота с груди, шеи и лица. Осторожно провела вдоль линии обострившихся скул к виску. Каждое касание рождало новую волну чувств.
Её друг… Предатель… Судьба.
«Вот кто он такой, да?»
Гермиона отложила полотенце в сторону и задумалась, обняв ладонью его щёку. Судьба Люциуса Малфоя настолько же сильно сплелась с её судьбой, как и Сириуса, но, в конце концов, именно Люциус первым выдернул её из оцепенелого существования, указал путь из темноты. Люциус впервые заставил почувствовать себя живой, заполнил собой гулкую пустоту внутри. Именно Люциус помог ей в самом сумасбродном эксперименте, за который кто-либо когда-либо брался. Люциус первым прикоснулся к ней, поцеловал её и возжелал, пускай даже сделал это лишь ради собственных целей.
Возможно, в том и крылась проблема — судьбы слишком легко переплетались, необратимо связывая мечты одного — с желаниями другого. Люциус спас её. К чёрту причины. И теперь её долг — спасти его.
К чёрту последствия.
Гермиона взяла в ванной пластиковый стаканчик для воды и вновь уселась на кровать рядом с Люциусом, дрожащими руками налила туда порцию Бодроперцового зелья, затем опустошила флакон Эсме и начала наблюдать, затаив дыхание, как сыворотка шипит и темнеет.
Гермиона поднесла получившуюся жидкость к свету и на миг пожалела, что её профессор Зельеварения уже никак не учавствует во всей этой каше. Может, он смог бы точно сказать, подействует ли смесь? С другой стороны, последнее, чего бы ей сейчас хотелось — это слышать саркастические замечания Снейпа о её нынешнем жизненном выборе.
— До дна, — пробормотала Гермиона и грустно улыбнулась, вспомнив слова, которые обычно повторяла ей мама, когда заставляла пить сироп от кашля во время болезни. Если повезёт, смесь подействует немного сильнее.
Одной рукой она откинула лицо Люциуса назад, стараясь удержать его рот открытым, а челюсть неподвижной, а другой — осторожно влила зелье в горло. Люциус мелко задрожал, а потом содрогнулся всем телом в её объятиях. Как только выплеснулась последняя капля, Гермиона навалилась на него, обеими ладонями вцепившись в плечи.
— Люциус! — взвизгнула она, когда он забился под ней и вдруг махнул рукой, чуть не ударив по лицу. Гермиона целиком забралась на кровать и перекинула одну ногу через его бёдра, оседлав их для лучшей опоры.
— Аргх… — Люциус стонал и захлёбывался, бил и мотал головой по подушке, сильно выгибая шею.
— Люциус, это я! — прокричала Гермиона и отпустила его плечи, вместо того обхватив лицо с боков. Его глаза подрагивали под веками, а с приоткрытых губ слетали звуки агонии. — Прошу, Люциус, это я. Гермиона…
Он вновь заметался всем телом. Одно колено дёрнулось вверх, ударив её по бедру, но Гермиона едва ли ощутила боль, испуганно наблюдая, как он вновь обмякает в постели. Секунду спустя Люциус совсем затих и раскрыл глаза, мучительно медленно, как луна выплывает из-за облаков.
— Гермиона, — выдохнул он.
Если бы не адреналин, бурлящий в крови, Гермиона бы разрыдалась. Она нежно запорхала пальцами по его щекам, словно пытаясь заставить себя поверить, что он реален, что по-настоящему живой лежит под ней.
— Это сработало, — восхищённо выдохнула она и скользнула ладонью вверх, кончиками пальцев поправив его мягкие, влажные волосы.
Люциус облизнул губы, а потом скривился от отвращения.
— Что, во имя Мерлина, ты мне дала? — вопросил он, вытирая рот тыльной стороной ладони.
— Бодроперцовое, и… эм, я точно не знаю. Вот! — воскликнула она и наклонилась, чтобы достать пластиковый стаканчик и волшебную палочку, и торопливо наполнила его водой.
Люциус жадно хватал губами питьё, отчего струйки потекли по подбородку, и крупными каплями покатились по шее. Гермиона не смогла удержаться и утёрла уголок его рта, а потом замерла, вдруг заметив, как его зрачки пробежались по её телу вниз.
— Вижу, с меня сняли рубашку, — приподняв бровь, протянул он и заглянул ей в глаза.
Вмиг покраснев, Гермиона прижала к себе ладони, стараясь не касаться обнажённой груди, которая часто вздымалась в такт его дыханию.
— Прости, я… ты был болен, и я хотела помочь, привести тебя в порядок. Мне стоит найти для тебя что-нибудь… — Гермиона начала отодвигаться, но его руки внезапно сомкнулись вокруг её бёдер. Вдоль позвоночника пробежала волшебная дрожь, заставив её замереть на месте.
— Я не говорил тебе уходить.
Гермиона сглотнула, кожей впитывая обжигающие прикосновения, ощущая, как его пальцы впиваются в её тело, как тогда — много дней назад, в сумраке спальни на площади Гриммо.
— Как ты себя чувствуешь? — прошептала она, схватив одной рукой другую, но сразу же ощутила себя глупо, и вместо этого положила ладони на его рёбра.
— Словно меня проглотил фестрал, а я вылез с другого конца.
— Прости меня…
Глаза Люциуса рассеянно блуждали по ней, рассыпая по телу волшебные искры желания, которое с каждым мигом всё сильнее разгоралось внутри.
— Я помню, как несколько раз трансгрессировал, а потом ничего.
— Мы добрались до Парижа, но к тому времени ты уже был без сознания. Твой браслет, он… он не смог сдержать магию и дал осечку. Стал работать, как своего рода паразит и высасывать твоё собственное волшебство. И не перестал бы его впитывать, пока не осушил твоё тело полностью. — Гермиона умолкла, поджав губы, и хмуро спросила: — Ты знал, что это произойдёт?
— Я был… осведомлён о такой возможности.
— Тогда почему?!..
Стиснув зубы, Люциус посмотрел куда-то ей за плечи, скользнув пальцами вверх по её бёдрам, пока не наткнулся на полоску голой кожи над поясом.
— Я не знаю…
— Чушь собачья!
— Разве это имеет значение? — Люциус выгнул бровь и вновь перевёл на неё взгляд потемневших серебристых глаз. — Ты говоришь, что мой браслет дал осечку. Что я потерял сознание. Но теперь у меня на коленях сидит ведьмочка, рядом не пыхтит паршивая псина, и я каким-то чудом проснулся от этого мерзкого зелья. Нет. — Подняв руку с бедра, он убрал выбившийся локон с её виска и заправил его за ухо. — Кажется, уже не важно, почему я позволил тебе почти прикончить меня.
Гермиона хотела огрызнуться в ответ, но ощутив тяжесть его ладоней на своих бёдрах, вдруг отчётливо осознала, как мало у них времени, и попридержала язык.
— Хорошо, обсудим это позже, после того как спасём тебя.
— И как же мы спасём меня?
— Мы, Сириус и я, проконсультировались с целительницей. Ну… она не совсем лицензированный врач, но подала нам идею, что твой браслет можно восстановить, если наполнить тебя новой магией. И я, эм… У меня как раз есть лишняя магия, — протянула Гермиона и приложила ладонь к сердцу. — С тех пор, как Сириус и я… с тех пор, как мы скрепили брачные узы.
Люциус замер на несколько неимоверно долгих секунд, но так и не отпустил её бёдра, что Гермиона решила считать хорошим знаком, отчего глубоко вздохнула и расслабленно расправила плечи. Наконец Люциус начал садиться, и она соскользнула с его колен, позволив ему опереться спиной на изголовье кровати, но осталась рядом и, поджав колени, прильнула к его боку.
— Ты веришь, что секс исцелит меня?
— Да, — шепнула Гермиона, и её щёки вспыхнули.
— Я так понимаю, Блэк не вызывался добровольцем?
Улыбка тронула её губы.
— Хочешь верь, хочешь нет, но он возложил эту задачу на меня. Хотя… эм, у нас случились разногласия. Его здесь нет. И даже если бы он остался, я… я всё равно хочу помочь тебе. Пожалуйста, Люциус. Позволь мне спасти тебя!
Люциус скользил по её лицу пронзительным изучающим взглядом, словно отчаянно желая увидеть её насквозь, узнать каждую её эмоцию и мысль.
— Ты бы согласилась на это, в иных обстоятельствах?
Прикусив губу, Гермиона уставилась на свои пальцы, скомкавшие голубое пуховое одеяло, и пересчитала складки, расходящиеся по ткани.
— Я страдала из-за тебя.
— Знаю. И я… мне правда жаль, — Люциус глубоко вздохнул. — Использовать тебя подобным образом было нечестно с моей стороны. Но, прошу, пойми, Гермиона, что свободный_мир_ранобэ чем лучше я тебя узнавал, тем сильнее меня мучала совесть. Я так надеялся сбежать из Британии в Америку, так цеплялся за идею навсегда покинуть мэнор, так хотел выбраться наконец из моей персональной одиночной камеры, мечтал навсегда оставить прошлое позади.
Гермиона подняла глаза и, когда их взгляды пересеклись, она не увидела ни крупицы лжи, ни красивой маски. Лишь Его… Только его красивое лицо, искажённое болью искреннего признания.
— Ты жалеешь, что так поступил со мной? — прошептала она.
— Как ни о чём другом…
— Хорошо.
Привстав на коленях, Гермиона одной рукой упёрлась в кровать рядом с его боком, а другой погладила его крепкую грудь, наслаждаясь жаром, исходящим от кожи, тем, как мышцы напрягались под её пальцами.
— Тогда я согласна, — выдохнула она и наклонилась ближе, отчего кончики их носов соприкоснулись. — Если ты согласен?
Дыхание перехватило. Его зрачки заметались по её лицу, словно он не верил, что она настоящая. Гермиона скользнула ладонью вверх по его коже и обняла его подбородок. Последний, финальный штрих, который должен его убедить, что да — она рядом, да — она готова, и да — она хочет этого. Хочет его.
— Мерлин, да, — выдохнул Люциус в ответ и поймал её вздох поцелуем.
Его губы накрыли её губы. Пылко, требовательно, причиняя боль отчаянной потребностью, которую могли разжечь только недели… месяцы томления. Не размыкая поцелуя, Люциус крепко ухватил её за талию, затягивая обратно к себе на колени. Влажный жар рта… Язык, настойчиво раздвинувший зубы… Железная хватка пальцев, скользнувших вверх по телу… Ладонь, ласково кружившая по пояснице…
Воздух закончился. Гортанно застонав, Гермиона с трудом разорвала поцелуй, желая перевести дух.
— Я так хочу тебя, — на выдохе призналась она, пока Люциус спускался дорожкой поцелуев от подбородка к шее. Каждое касание его губ обжигало искрами пламени. — Но мы должны поторопиться. Зелье, оно…
Люциус попытался толкнуть её на спину, но застонал от боли, и Гермиона замерла, пытаясь понять: не в ней ли причина? Крепко зажмурившись, он откинулся на матрас и прошипел сквозь стиснутые зубы: — Похоже, я более ограничен, чем надеялся.
Гермиона не сумела сдержать лукавую улыбку, когда он приоткрыл глаза.
— Что?
Прикусив губу и заливаясь румянцем, Гермиона провела пальцами вниз по его груди, затем по животу и коснулась ладонью выпуклости на брюках, отчего Люциус вновь приглушённо застонал, но уже от удовольствия.
— Я сделаю всё сама. Представь, что ты в библиотеке, — задумчиво произнесла она и наклонилась, мазнув губами по его животу, а потом скользнула языком по коже и оставила на рёбрах влажный поцелуй. Люциус дёрнулся, заставив Гермиону улыбнуться про себя, и зарылся рукой в её волосы, словно умоляя о большем. — Представь, что ты просто сидишь в кресле… — Подняв глаза, она украдкой посмотрела на него из-под ресниц, встретившись с тёмным, пьянящим взглядом его глаз. — Наблюдаешь за мной… — Его пальцы путались в кудрях, пока он сильнее притягивал её к себе, но Гермиона по-прежнему сидела сверху, наслаждаясь напряжением, повисшим между ними, ощущением своей власти, тем, как покорно Люциус готов подчиниться её капризам.
— Ты даже не представляешь, какие мысли проносились у меня в голове в той библиотеке. — Он склонил голову вбок, окинув её томным взглядом. — Ты… лишь в маленькой министерской мантии. Твои волосы распущены, — тихо прошептал он и опустил пальцы ниже, стиснув её затылок. — На тебе больше ничего. Ты стоишь обнажённая, укутанная только в дикий вихрь своих кудрей.
Гермиона залилась краской. Ещё ни разу она не слышала, чтобы кто-то так открыто рассказывал ей свои тайные мысли. Сама Гермиона всегда думала о своём теле сугубо технически, как об объекте, который нужно чистить и кормить.
— Хочешь увидеть это? — прошептала она, вдруг ощутив себя храброй. Ощутив себя живой.
Вместо ответа Люциус прильнул к её губам. Отстранившись, Гермиона слезла с его колен, поставила ноги на пол и начала дёргать за шнурки, сняла поношенные ботинки, а затем стянула носки. Выпрямившись, она вновь встретилась взглядом с Люциусом, пытаясь убедить себя не отводить глаз из-за нервозности или смущения.
Сначала вниз слетели джинсы, лужицей упав вокруг босых стоп. Люциус огладил взглядом её ноги, отчего Гермиона невольно вспомнила, как он исцелил её ободранное колено. Сейчас он смотрел точно так же, цепко и вдумчиво, скользил зрачками вдоль изгибов её бёдер, по линии от сомкнутых колен к белым хлопковым трусикам.
— Я думал, у нас мало времени? — Люциус судорожно сглотнул.
Гермиона выгнула бровь и, схватив кофту, сдёрнула её с себя и кокетливо отбросила в сторону, представ перед ним в одном нижнем белье. Вдоль позвоночника прокатилась дрожь, не только от зимнего ветра, умудряющегося просачиваться сквозь стены квартиры. Чтобы ненароком не передумать, Гермиона решила одним махом перешагнуть последнюю черту — расстегнула лифчик, стянула трусики и выпрямилась перед ним. Щёки пылали, соски затвердели. Подняв наконец глаза, она пробежалась зрачками по телу Люциуса, желая оценить реакцию.
— Прошу, хватит, — прошептал он. — Я наблюдал достаточно долго.
Лукаво улыбнувшись, Гермиона вернулась на кровать, опустилась на колени рядом с Люциусом и склонилась, утягивая его в поцелуй, и едва сумела оторваться, когда он накрыл ладонями её грудь. Поцеловала впадинку между ключиц, пока он ласкал губами её плечи, опаляя горячим дыханием кожу. Гермиона застонала, когда он прикусил пульсирующую венку на шее. Сердце бешено металось в клетке рёбер. Внутри в танце сплетались жар желания и вихри магии.
Когда она нащупала пуговицу на его брюках, он обхватил её ягодицы, усаживая к себе на колени. Наконец ей удалось высвободить его разгорячённую плоть. Её имя слетело с его губ грязным проклятьем. Пальцы ног свело, когда она опустилась на твёрдую длину. Магия начала петь, словно её тело — собор, а его наслаждение — молитва.
Прижав ладони к его груди, Гермиона начала двигать бёдрами в такт мелодии волшебства. Люциус оживал под ней, бледная кожа наливалась цветом, с приоткрытых губ слетали хриплые стоны, похвалы и мольбы, которые она не сумела бы разобрать, даже если бы захотела. Когда Люциус внезапно сел и теснее прижал её к своей груди, до боли стиснув талию, Гермиона позволила своему телу — позволила магии — течь быстрее, проникать глубже. И они вместе почти захлёбывались в волнах удовольствия, которые обещали вскоре утопить их с головой.
На этот раз настала её очередь умолять.
— Прошу, — захныкала Гермиона в его приоткрытые губы. Люциус прижал её крепче и перевернул, уложив под собой. Оказавшись сверху, он ускорил темп, отчаянно подаваясь тазом навстречу её бёдрам, одна рука сладчайшими тисками обхватила её горло, достаточно нежно, чтобы не оставить синяков, но достаточно твёрдо, чтобы напомнить, кто он такой, кем всегда был. — Люциус, — простонала Гермиона. — Умоляю…
Последний отчаянный толчок — и волна схлынула — волшебство смешалось с удовольствием, разлетаясь вдребезги. Пара рваных движений, и Люциус вместе с ней утонул в пучине наслаждения, хрипло выдохнув её имя, которое ещё никогда не звучало так правильно.
Возможно, они пролежали рядом несколько секунд. Или минут? Может, и дольше, но, судя по лучам послеполуденного солнца, которые по-прежнему били в окно, Гермиона решила, что прошло не так уж много времени, пока она спускалась с невероятного, волшебного пика наслаждения и удовлетворения после стольких месяцев ожидания.
Она присела, лишь сейчас осознав, что Люциус снова уложил их обоих на подушки. Скользнув взглядом по его поспешно натянутым брюкам, она остановилась на закатанной штанине.
— Люциус! — ахнула Гермиона и перекатилась по кровати, чтобы получше рассмотреть его лодыжку. Медное кольцо по-прежнему было на месте, но плоть под ним начала срастаться, пунцовая кожа стала розовой. — Думаю, Бадьян начал действовать. Как ты себя чувствуешь?
Подняв глаза, Гермиона обнаружила, как Люциус беззастенчиво разглядывает её обнажённое тело с расслабленной ухмылкой на губах.
— Как никогда раньше, — легко ответил он, поймав её взгляд. — Хотя я считаю, что причина в великолепной ведьмочке, которая только что оргазмом вернула меня к жизни.
Скрестив руки на груди, Гермиона строго нахмурилась, стараясь не замечать жаркую волну, пробежавшую по телу после его слов.
— Я имею в виду, как твоя магия? Как твоя лодыжка?
Желая убедиться лично, Люциус приподнял ногу, о которой шла речь, и слегка нахмурился, ощупывая пальцами кожу, чудесным образом заживавшую.
— Почти не чувствую боли. И магия… — Он глубоко вдохнул, а потом протяжно выдохнул, не скрывая довольствия. — Возвращается к своему обычному раздражающему состоянию. Чары браслета снова работают.
— Получилось! — воскликнула Гермиона, хотя с трудом верила собственным словам.
«Это только что произошло… Что она сделала? Что они натворили?»
— Разумеется, получилось, — протянул Люциус. — Ничего другого я и не ожидал от моей ведьмы.
Гермиона кивнула, откинув назад выбившийся локон. Внутри вновь затрепетало тревожное чувство. Она спасла Люциуса. Потеряла Сириуса… Возможно, навсегда? Хотя она отчаянно надеялась, что он вернётся, даже после всего, на что она пошла.
«Уходя, он кипел от гнева… Возможно, стоит найти его, и посмотреть, остыл ли он?..»
— Иди сюда.
Вздрогнув от звука его голоса, Гермиона вновь оглянулась на кровать и встретилась с выжидающим взглядом Люциуса. Вздохнув, она поплелась обратно. Поднявшись с подушек, он свесил ноги с края матраса.
— Я не знаю, благодарить тебя или ругать, — пробормотал он и обнял её щёки своими большими, тёплыми ладонями.
— Почему? — смущённо спросила Гермиона.
Притянув её ближе, он запечатлел на её губах нежный поцелуй и неохотно отстранился, отчего ей на миг показалось, словно он должен стать их последним.
— Потому что треклятое пророчество, похоже, скоро исполнится, и я осмелюсь предположить, что впереди каждого из нас троих теперь ждёт конец.