Глава 8.3

Римус смотрел, как ученики садятся в Хогвартс-экспресс, отправляясь домой на рождественские каникулы.
Гарри тоже уезжал. Римус надеялся, что мальчик останется, чтобы они могли, наконец, поговорить, но, похоже, это уже не случится.
Не то чтобы он забыл, что за последние несколько месяцев мог бы подойти к сыну своих друзей в любой момент, но всё время откладывал это дело. Вполне возможно, что он поступил бы так же, даже если бы Гарри остался в школе.
На самом деле Римусу было очень стыдно за себя. Он ждал, пока тринадцатилетний мальчик сам сделает первый шаг, вместо того чтобы набраться смелости и взять всё в свои руки. И это становилось сделать всё труднее. Чем дольше он ждал, тем более неловким становилась ситуация. К этому времени он уже начал думать, что лучше просто оставить всё как есть.
— Я так понимаю, что ты до сих пор не поговорил с юным Гарри? — спросил сидящий рядом Дамблдор.
Римус услышал в словах директора мягкое назидание, но в ответ мог только беспомощно пожать плечами. Он столько раз собирался это сделать, но просто терял мужество, когда видел глаза Лили на лице Джеймса.
— Я не верю, что он тебя отвергнет, Римус, — мягко сказал старый волшебник.
— Просто не похоже, что я ему вообще нужен, — ответил оборотень.
— Гарри — удивительно зрелый для своих лет молодой человек, — согласился Дамблдор.
На самом деле именно это его и беспокоило. Несмотря на то, что за последние годы у Гарри появились друзья, он всё ещё казался отстранённым и обособленным от окружающих его людей. Избранный не должен быть равнодушен к судьбе тех, кого он должен спасти. К моменту возвращения Волдеморта он должен быть заинтересован в дальнейшей судьбе Магической Британии.
Именно поэтому терпение Дамблдора относительно промедления Римуса начало истощаться. Настолько, что он счёл нужным подтолкнуть профессора вперёд.
— Друзей или родственников много не бывает.
— После праздников. Я поговорю с ним после праздников, — решил Римус.
***
Как и в прошлом году, Гарри доехал на Хогвартс-экспрессе до Кингс-Кросс, но, как только оказался в укромном месте, сразу же позвал Тини, чтобы отправиться с ней в Поттер-Мэнор.
— Сириус, ты выглядишь лучше, — поприветствовал крёстного Гарри, когда тот появился в поле зрения.
Сириус действительно выглядел лучше. Уже не такой исхудалый и не такой бледный, его ранее спутанные волосы свисали до плеч, а на подбородке виднелась аккуратная козлиная бородка. Даже зубы были восстановлены, сменив свой прежний гнилой вид на нормальный.
— Удивительно, что может сотворить с человеком хорошая еда и пребывание вдали от дементоров, — ответил шутливо Сириус, воспользовавшись моментом, чтобы получше рассмотреть своего крестника. — Ты снова вырос?
— Я слышал, что с подростками такое часто бывает, — ответил Гарри с сарказмом.
— Но ты ростом почти что с меня! — запротестовал Сириус.
Не то чтобы Сириус сам был очень высоким. Среди Мародёров он был самым низким, если не считать Хвоста, и это всегда втайне раздражало его. Джеймс постоянно был на несколько сантиметров выше него, а Римус так и вовсе казался настоящим гигантом на его фоне. В конце концов, они с Джеймсом сравнялись, но Римус так и остался самым высоким — сто восемьдесят восемь сантиметров.
— Да, я знаю, — ответил Гарри с ухмылкой на лице, весьма довольный этим фактом. Он не сомневался, что его рост скоро замедлится, но пока что он собирался наслаждаться этим несоответствием.
Какое-то время Сириус разрывался между раздражением и радостью, но затем его лицо стало мрачным.
— Он у тебя?
— Он в моём чемодане, надёжно заперт в нерушимой клетке, — кивнул Гарри.
— Мне нужно с ним поговорить, прежде чем мы передадим его в ОМП. Мне нужно услышать, что он скажет в своё оправдание, — прорычал сбежавший преступник. Всё в его манерах говорило об убийственной ярости, закипающей внутри.
Гарри знал, что это, скорее всего, было плохой идеей, но тоже хотел это услышать. Может, он уже и смирился со смертью родителей, но глубоко внутри него таилась точно такая же злоба на человека, который их предал.
***
Они заставили Тини вычистить одну из неиспользуемых комнат, дабы убрать из неё все возможные укрытия. Затем запечатали все выходы, чтобы предотвратить любые попытки побега.
Только после этого Гарри достал клетку из чемодана, морща нос от отвращения на протяжении всей процедуры.
Он не сильно заботился о кормёжке крысы и уборке за ней в течение прошедшей недели, поэтому Хвост сейчас был в плачевном состоянии. Гарри давал ему достаточно еды и воды, чтобы тот смог выжить, но получал немалое удовольствие, оставляя крысу погрязшей в собственных испражнениях.
Хвост жил в настоящем кошмаре с тех пор, как Рон передал его Гарри в обмен на толстый мешочек галлеонов. Всё это произошло так неожиданно, что не было времени подумать и принять какое-нибудь решение. Его запихнули в клетку ещё до того, как он успел как следует осознать ситуацию, и с тех пор оттуда не выпускали.
И, что было хуже, он знал, что Гарри знает правду. Мальчик не говорил с ним, но гнева, пылающего в его зелёных глазах было достаточно, чтобы понять это.
Теперь его без всяких церемоний вышвырнули из клетки, но никакого облегчения от освобождения из грязной тюрьмы так и не наступило. Только не сейчас, когда в комнате с ним оказался его старый друг Сириус, готовый разорвать его на куски голыми руками.
— Мне нужна палочка, чтобы вернуть его в человеческую форму, — сказал Сириус, холодно глядя на трусливого анимага, который, очевидно, не собирался делать это по своей воле.
Гарри молча протянул мужчине свою собственную палочку.
Прошла целая минута, в течение которой Хвост изо всех сил пытался увернуться от заклинаний Сириуса, и Петтигрю впервые за двенадцать лет снова обрёл человеческий вид.
И представлял он собой жалкое зрелище. И не только потому, что, проведя столько времени в форме анимага, он навсегда остался похож на крысу. Низкорослый, толстый, лысеющий, уродливый и косоглазый. Как будто кто-то создал этого человека специально для того, чтобы тот казался на вид ненадёжным. Должно быть, родители Гарри умели не судить по внешности, потому что сам парень не доверил бы такому человеку даже ночной горшок охранять. И чужой горшок тоже.
— Сириус, Гарри, — булькнул Петтигрю, словно приветствуя давно потерянных друзей.
— Почему, Питер? — гневно спросил Сириус. — Почему ты предал Джеймса и Лили?
— Я не хотел! — жалобно проскулил Петтигрю. — Но Тёмный Лорд…. Ты даже не представляешь, какими силами он обладает. Просто спроси себя, что бы ты сделал на моём месте.
— Я БЫ УМЕР ЗА НИХ! КАК И ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ! — взревел Сириус, ужасно взбешённый инсинуацией, которую только что провернул Хвост.
Петтигрю резко отпрянул назад, понимая, что совершил ошибку, сказав те слова. Палочка Тёмного Лорда всё ещё была при нем, как и его собственная, но он не осмеливался использовать ни ту, ни другую. Только не сейчас, когда I-фри_dom Сириус уже направил на него волшебное орудие. Хвост не успел бы произнести ни одного заклинания. Но вместо этого он попробовал другую тактику.
— Гарри, пожалуйста! Твой отец не хотел бы моей смерти. Джеймс проявил бы милосердие, — сам он не очень-то верил в это, но отчаянно пытался остаться в живых.
— КАК ТЫ СМЕЕШЬ РАЗГОВАРИВАТЬ С ГАРРИ! — снова закричал Сириус, помешав Гарри ответить самому.
— Не дай ему убить меня, пожалуйста! — взмолился Хвост, подбираясь к Гарри чуть ли не на четвереньках.
— Отойди от меня! — с отвращением выплюнул Гарри и отступил назад. Петтигрю был самым отвратительным человеком, с которым он когда-либо сталкивался, как в прямом, так и в переносном смысле. То, как эта крыса умоляла пощадить его жизнь, так разозлило парня, что чувства впервые за долгое время почти затмили его окклюменцию.
В отличие от большинства остальных окклюментов, Гарри почти полностью игнорировал ту часть, что предназначалась для защиты разума от вторжения извне. Вместо этого он сосредоточился на усилении способности контролировать свои эмоции и улучшении памяти.
В целом, идея эта была ужасной, так как это облегчало легилиментам работу с хорошо организованным, но беззащитным разумом.
Обычно окклюмент сначала учился по желанию очищать свой разум до абсолютно пустого состояния. Достигнув достаточного мастерства в этом деле, можно было создать стену из мысленной пустоты, чтобы не пускать легилимента дальше. Конечно, можно было заставить свою жертву создавать мысленные ассоциации, проецируя в её сознание собственные мысли, и проследить нужную нить в воспоминаниях, в результате чего в ментальной борьбе победил бы тот, чьё мастерство оказалось бы выше. Особо искусные волшебники могли даже отделить свой разум, чтобы создать ложное прикрытие, обманув тем самым легилимента и заставив его думать, что эта проекция и была настоящим разумом жертвы, а не простой ширмой. Для шпиона-волшебника это особое умение было прямо-таки обязательным.
Только овладев этим навыком, окклюмент мог приступать к упорядочиванию хаоса своего разума. Это было очень полезно для эмоционального контроля и памяти, но это был не тот навык, которым можно овладеть в совершенстве. Как и защитные области Окклюменции, это была способность, которая не имела предела, и её нужно было довольно часто практиковать, дабы она не деградировала.
Гарри практиковал окклюменцию почти что с религиозной приверженностью, зная, что риск потерять контроль над своими эмоциями у него гораздо выше, чем у большинства других людей.
— Гарри! Пожалуйста! — завопил Хвост, когда Сириус бросил в него усовершенствованное жалящее заклинание. Разница была лишь в том, что эти чары больше походили на обжигающий удар раскалённой плитой, чем на сильную пощёчину.
Проблема с попытками контролировать свои эмоции заключалась в том, что причина этих эмоций чаще всего не исчезала и усложняла всю ситуацию. В данном случае это были непрекращающиеся мольбы Петтигрю о пощаде.
Сириус тоже не мог успокоиться, если судить по его всё более жёстким заклинаниям.
— Заткнись, — прокричал Гарри, желая, чтобы они оба остановились. Пока он не сможет переместить ярость, которую сейчас испытывал, на задворки своего сознания, и где с ней можно будет позже разобраться.
Но они не остановились. В глазах Сириуса появился безумный блеск, который свидетельствовал о потере самоконтроля, и он уже подбирался к Круциатусу, не обращая внимания на то, что палочка Гарри сохранила бы историю использования этого заклинания.
— Прости меня! — всхлипнул Петтигрю.
— Заткнись! — повторил Гарри, на этот раз громче и яростнее. Руны ощущались так, словно тысяча злобных муравьёв ползали по его телу.
Его снова проигнорировали. Сириус продолжал осыпать трусливого анимага-крысу потоками желчи, перемежая их умеренными и тяжёлыми пыточными проклятиями. И, конечно же, Петтигрю был не в состоянии подумать о том, что его мольбы только усугубляли ситуацию.
— Заставь его остановиться! — причитал он, каким-то образом умудряясь звучать ещё жалостливей, чем раньше. — Лили бы этого не хотела! Пожалуйста, заставь его остановиться! Гарри, сделай это ради своей матери.
Сириус выглядел так, словно готов был взорваться от ярости: он уже не мог рассуждать здраво после того, как предатель упомянул имя женщины, которую сам же и предал, только для того, чтобы заставить её сына смилостивиться.
Гарри было немногим лучше, чем его крёстному отцу. Он прилагал огромные усилия, чтобы не поддаться гневу и не присоединиться к пыткам, но у каждого есть свой предел, и Петтигрю только что превысил его.
— ЗАТКНИСЬ! — прорычал Гарри, протягивая руку к крысе и всем своим нутром желая, чтобы та прекратила так назойливо молить о пощаде.
Гарри давно заметил, что сильные эмоции облегчают использование магии без палочки. Он также заметил, что они, как правило, превращают заклинания в нечто иное. Чем сильнее и хаотичнее эмоции, тем больше заклинание отклонялось от цели, которую преследовал его создатель.
Гарри хотел, чтобы Хвост замолчал, но последняя мольба заставила его потерять контроль над собой. Его заклинание вырвалось наружу под действием всей мощи его ярости, а ярость отнюдь не была эмоцией однозначной. В то время как обычные чары тишины можно было охарактеризовать как скальпель, его ярость превратила их в меч. Это усугублялось ещё и тем, что Гарри не знал, как произнести беспалочковое заклинание тишины, поэтому просто жёстко вытолкнул свою магию наружу, неистово желая, чтобы оно исполнило его волю.
Проблема заключалась в том, что Гарри также очень хотелось причинить Хвосту боль.
Заклинание вырвалось из его руки, окрасившись в огненно-оранжевый цвет взрывного проклятия. Как Гарри и хотел, оно устремилось прямо в рот предателя. И точно так же, как он и желал, оно заставило Хвоста замолчать.
Но чего Гарри не хотел, так это чтобы голову Петтигрю разнесло на куски, как и большую часть его груди.
Двое волшебников, оставшихся в живых, при этом кровавом взрыве отпрянули назад. Стены комнаты окрасило алыми брызгами, и лица обоих мужчин застыли в выражении шока.
Сириус посмотрел на своего крестника и раскрыл челюсть, пытаясь что-то сказать, но ничего не вышло. Внезапная смерть Хвоста вывела его из безумного помутнения, в котором он пребывал, но сейчас он был настолько потрясён, что слова казались совершенно бесполезными.
Гарри был в ещё худшем состоянии. Ярость вышла из него вместе с заклинанием, а шок от того, что он только что убил человека, не давал ему покоя. Отвратительное зрелище разорванной грудной клетки мужчины, из которой по всей комнате разлетелись перемолотые внутренние органы, ничуть не помогало. Вскоре он добавил ко всему ещё больше беспорядка, высвободив содержимое своего желудка на пол.
«Я убил человека».
«Я умышленно убил человека».
Гарри почувствовал, как что-то внутри него надломилось от осознания этого факта, и совсем не в переносном смысле этого слова. Он чувствовал изменения в своей магии.
Это нельзя было описать словами, или найти любую аналогию, которая могла бы сейчас подойти. Из всех вариантов самым близким было стекло или зеркало, которое ударили достаточно сильно, чтобы оно треснуло, но не настолько, чтобы разбилось. Он практически чувствовал, как в его душе появляются новые трещины, а магия распространяется в теле по мере того, как психологическое воздействие от убийства становилось всё сильнее.
Гарри смутно осознавал, что Сириус что-то там пытается выговорить, но это был всего лишь ещё один шум. В какой-то момент в комнате появилась Тини, которая, казалось, была чем-то встревожена. Возможно, всем этим месивом.
От этой абсурдной мысли ему захотелось хихикать. Судя по обеспокоенным взглядам, которые он заслужил, Гарри действительно сейчас хихикал.
Затем ситуация каким-то образом стала ещё хуже.
По мере того, как трещины продолжали распространяться, он познал ещё одно новое ощущение. Архаин вдруг начал излучать холод. Сначала он едва приметил это, но потом холод стал распространяться. Сначала на Аул’Эль и Да’Роа, которые были частью одного набора, а затем и на две другие группы рун, которые раньше почти не ощущались. Будто холодные пальцы пробирались сквозь якоря его магии.
А вместе с холодом пришла Тьма. Она просочилась сквозь вновь образовавшиеся трещины в его душе, вцепившись в него и его магию так же, как это сделал дементор в поезде.
Гарри всхлипнул, почувствовав её, и чуть не запаниковал, когда увидел, что его дыхание, выходя из охлаждённых лёгких, превращается в пар.
Он проигнорировал Сириуса и выскочил из комнаты, желая просто выбраться на улицу. Ему нужно было подумать, а комната, пропахшая кровью, смертью и рвотой, а до этого — дерьмом, ничуть не способствовала этому.
Он выбежал через парадную дверь за рекордное время, упав затем на руки и колени, как только оказался снаружи. Стоял декабрь, и Хогвартс-экспрессу потребовалось много времени, чтобы добраться до Лондона, поэтому небо уже было тёмным.
— Так, не паникуй. Думай, — сказал он себе, упорно игнорируя медленное проникновение Тьмы в его израненную душу и холодное дыхание, никак не связанное со временем года.
Потребовалось какое-то время, чтобы отвлечься от только что совершённого убийства и сосредоточиться на более насущной проблеме.
Он ничуть не верил, что это всё было обычной реакцией на убийство. Даже на умышленное убийство. А это означало, что дело было в нём самом. И единственное, что приходило на ум — это его руны.
«Мои руны. Что я мог с ними сделать, чтобы вызвать такой эффект? Это как-то связано с дементором? Нет, должно быть что-то до этого. Никто другой не может чувствовать Тьму так, как я. Они чувствуют воздействие дементоров, но не саму Тьму, которая делает этих тварей такими, какие они есть».
На ум приходила только одна руна, которая могла быть ответственна за это.
Архаин.
Скрытность. Секреты. Тени. Тьма ночи.
Он использовал эту руну только из-за того, что она ассоциировалась с секретами и скрытностью. Он считал, что её связь с тьмой не имеет особого значения. Он, конечно, думал об этом. Иначе и быть не могло. Но Гарри считал эту часть просто каким-то пустяком. Она же была из игры. А в самой ночи не было ничего такого страшного.
Теперь Гарри смотрел в ночное небо и думал, сколько же глупых волшебников совершили ту же ошибку, случайно связавшись с силами, непостижимыми для смертных.
Ведь в этот момент, когда его душа треснула, Тьма нашла путь внутрь. Должно быть, она затаилась рядом с его магией с тех пор, как он вырезал на себе Архаин, думая о бесконечной пустоте космоса, и ждала того дня, когда случится что-то, что оставит трещину в его душе. Это вполне могло быть причиной, почему к нему тянуло дементоров.
Теперь он чувствовал Тьму чётче, чем когда-либо, и её необъятность грозила его поглотить. Она была повсюду, простираясь через всю Вселенную. Её голодное и холодное присутствие сдерживал лишь яростный огонь звёзд. С мучительной ясностью Гарри осознал, что именно по этой причине волшебники постоянно твердили об опасности Тёмной магии. Сами они уже давно забыли, что такое настоящая Тьма, но предупреждение сохранилось.
Что ж, теперь он понял, что ему делать. Ещё один ритуал, призывающий Солнце, звёзды и Свет. Он уже готовил один такой ритуал, так что основа по большому счёту была уже готова. Останется только чуть модифицировать, но не сильно. Когда он выбрал Солнце, то и не думал, что в нём есть какая-то особая магия. Но теперь он задумался: не магический ли инстинкт заставил его снова использовать руны Авариэль, призывая на этот раз сущность прямо противоположную Тьме?
Гарри издал полуистеричный смешок. Все книги о ритуалах, которые он когда-либо читал, предостерегали насчёт призыва неизученных или разнородных сил, а теперь он намеренно собирался сделать это, чтобы уравновесить свой предыдущий случайный призыв. Поступок, который был невероятно безрассудным, а шансы погибнуть от него, причём довольно зрелищно, были очень высоки.
Но выбора не оставалось. Если он этого не сделает, Тьма поглотит его изнутри и оставит там одну лишь пустоту.